Жена русского пирата - Лариса Шкатула

Одно плохо — волосы никак не хотели сохнуть. Не станешь же по чужому дому расхаживать с полотенцем на голове! Кое-как заплела мокрую косу не туго, чтобы высохла побыстрее, да и вышла в гостиную. С удовольствием подметила радостное удивление в глазах мужа: до чего же хороша у него Катюша, всякий раз по-новому! Скосил глаза на Константина — тот аж привстал от восхищения. То-то же, знай наших!

Выход Кати совпал с появлением другого лица — главы семейства Первенцевых Аристарха Викторовича. Нюша успела позвонить ему, что нашелся сын, живой и невредимый, что зря они боялись… Первенцев-старший срочно отменил совещание и помчался домой — он чуть было не поверил в худшее. Из разных дверей они вошли в комнату: Катерина и какой-то незнакомый ей человек с усами и бородкой клинышком.

— Здравствуйте, — сказал человек, не сводя с Катерины изумленного взгляда. — Вы… кто?

— Папа, это мои спасители — Катерина и Дмитрий Гапоненко! — поспешил к нему Константин.

Отец с сыном обнялись.

— Друзья, — обернул к гостям сияющее лицо младший Первенцев. Познакомьтесь, мой отец — Аристарх Викторович. Имя, конечно, редкое, но благодаря ему они и познакомились с мамой, у неё тоже редкое имя — Руфина.

Аристарх Викторович пожал руки супругам.

— Вы уж простите меня за то, что так беспардонно глазел на вашу жену, — повинился он перед Дмитрием. — но в какой-то момент мне показалось, что она — вылитая Стеша. Была у меня в молодости одна знакомая украиночка. Удивительная женщина! Тоже, можно сказать, спасла меня: в её доме от жандармов прятался…

— Наверное, это совпадение, — сказала тихо Катерина. — но мою маму тоже звали Стеша.

Первенцев-старший замер.

— Такое трудно себе даже представить… Постойте, как же называлось то село?.. Курени! Да, Курени. А фамилия Стеши была Кулиш. Я ещё смеялся — два "ку"!

Теперь Катерина больше не сомневалась: это была её мать.

От возмущения Флинт сразу пришел в себя. Он схватился за висевший у пояса морской кортик — наследство отца! — и зло прошипел:

— Издеваешься?!

Тимоха испуганно отшатнулся.

— Ты че, Флинт, нормальная телега, я проверял! Колеса надежные, сама закрытая — по всей Кубани дожди. Далеко ты уедешь на линейке?[13]А эта не потечет — в дождь ехал, нутро все сухое осталось… Лошадь четырехлетка, крепкая. Глянь, бабки какие! А зубы… — он открыл лошади рот. — Думал, спасибо скажешь, а ты — с ножом!

Он обиженно шмыгнул носом.

— Я её, можно сказать, с риском для жизни добывал. Учителка наша всякое старье на своем подворье собирает, так эту повозку никак отдавать не хотела. Кинулась, ровно кошка — как глаза только не выцарапала. Давал ей денег, не берет. Кричит: это раритет!..[14]Гляди-ка, думал, слово никогда не выучу… Запомнил!

Он гордо приосанился.

— Небось, я не проходимец какой, чтобы на друге наживаться! Я тебе в дорогу и поесть купил, и у бабки Ткаченчихи две бутыли самогона. Тут и самим хватит выпить, и сменяете на что нужное…

— Сменять… — Флинт растерянно присел на подножку кареты. — Повесить бы тебя на рее! Нашел, с кем связываться — с Тимохой-балоболкой! Это же карета! Куда мы на ней доедем? До ближайшей стенки?

Тимоха, чувствуя, что гроза проносится мимо, принялся его успокаивать.

— Доедете вы до Новороссийска — тут же рукой подать! Я со станицы ехал — ни одна зараза не остановила.

— Со станицы… — повторил Флинт. — Пятнадцать верст или сто пятнадцать?

Он стукнул кулаком по колену.

— Не хочу я брать твою карету! Был бы ещё один — рискнул. А со мной невеста.

— Красивая у тебя невеста, — заискивающе улыбнулся Тимоха. Он тоже был расстроен: ухлопать столько денег и зазря? Коня купил, мясо, сало, самогон — конечно, ничего не пропадет, а как же лодка?.. Где ещё он купит лодку по такой хорошей цене?!

— Слышь, Флинт, я тебе в эту карету даже пулемет положил. Маленький, с руки стрелять можно. А удобный!

— Зачем же мне пулемет, если ты говоришь, что ни одна зараза не остановит?

— Кто же их знает? — вздохнул Тимоха. — Временя такое. Ложишься спать и не знаешь, проснешься завтра или нет?

— Оля! — крикнул Флинт в сторону фелюги. — Иди сюда!

Ольга, заждавшись, легко вспорхнула с лодки.

— Как ты думаешь, — спросил он у девушки без улыбки, — доедем мы в этой карете до Новороссийска?

— Обычная дорожная карета, на вид вполне крепкая, — определила Ольга, не задумываясь, почему он её об этом спрашивает.

— Понял?! — радостно выкрикнул Тимоха. — Невеста разбирается, что к чему!

— Разбирается! — Флинт не знал, плакать ему или смеяться. — Оля, а тебя не смущает… вид этой повозки?

— Карета как карета.

— Та-ак — протянул моряк, — либо у меня не все дома, либо ты чего-то не понимаешь… Скажи, только сначала подумай, как отнеслись бы твои друзья-анархисты к людям, едущим в карете?

— Наверное, расстреляли бы…

— Почему?

— Раньше в каретах только богатые ездили, буржуи, значит. А для анархистов буржуи — все враги!

— Но мы могли купить карету.

— Раз карету купили — значит, деньги есть.

— Правильно рассуждаешь. — кивнул Флинт. — Только почему-то не связываешь с нами. Ведь это мы собираемся ехать в карете. Мы!.. А как, думаешь, отнеслись бы к таким людям красные?

— Не знаю, — растерялась девушка, спустившись с небес логических рассуждений на землю реальности. — Наверное, тоже расстреляли бы…

— А белые?

Ольга жалобно посмотрела на него, уже готовая заплакать.

— Сначала подумали бы, что, может, свои, а потом тоже расстреляли…

— То-то и оно. По нашим расчетам выходит: опасны любые встречные!

— Флинт! — вмешался не выдерживающий напряжения Тимоха. — Я — не трус, но у меня внутри прямо все похолодело: торчим здесь битый час, видны со всех сторон, как вошь на лысине. Наверняка принесет кого-нибудь! В Екатеринодаре навроде большевики к власти опять пришли, а только и белые с Кубани никуда не ушли — по хуторам да станицам расползлись. Попомни мое слово: опять на город полезут. А значит, достанется всем — паны дерутся, а у холопов чубы трещат!.. Если и правда тебе в Новороссийск надо, поторопись!

— Ладно, авось бог не выдаст, свинья не съест! Забирайся на лодку будешь мне узлы бросать. Сейчас только карету поближе подгоню, начнем грузиться.