Око волка - Михаил Кузнецов

Это был монастырь. Вдоль грубых беленых стен тянулись ряды светильников, электрических, но искусно выполненных под свечи. Свет растворялся в темноте сводчатого потолка. Мимо пролетали грубые деревянные двери кабинетов-келий. Некоторые из них были плотно закрыты, за другими мелькали тесные комнатки. Гулко звучали шаги трех идущих по коридору, конец которого терялся вдали. Тут витали холод, мрак, сырость древних гробниц. Словно нарочно, но эта Канцелярия ставила себя против Канцелярии Московской. Здесь в воздухе растворилась тайна, недосказанность, во мраке прятались тени давно забытых эпох. Только сейчас Эд понял, что тут запах намного гуще, чем в Москве, но чувствуется иначе. Волк почти не чуял чудовищ, в этой Канцелярии их не держали. Он был в царстве древнейших мифов. Мифов осторожных, наблюдавших за незваными чужаками из невидимых укрытий.

– Давно я не был в таких местах, – проворчал себе под нос Джон.

– Ты давно не был во многих местах, – не оборачиваясь, ответил Царев. – Восток давно изменился, коли тут разгуливают волки.

– У тебя проблемы, Ваня? – спросил Джон, доставая пачку сигарет.

– Проблем по жизни не имею, – лишь усмехнулся тот.

Какое-то время они шли молча. Начинало казаться, что коридорам не будет конца. Все это была или иллюзия, или очередное другое пространство, например, Слепота. Но дым от сигареты Джона растворялся в воздухе, не зависая плотной струей.

– А почему молчит протеже? – наконец, спросил Царев.

– Может ему нечего сказать, – ответил Джон.

– Я не тебя спрашиваю.

Эд неудобно сглотнул.

– Я слишком молод, чтобы что-то говорить.

Царев остановился у одной из дверей.

– Что ж, тогда и правда лучше слушай, может, узнаешь чего интересного. – Иван улыбнулся и повернул ручку.

Келья оказалось просторней, чем могло показаться на первый взгляд. Без окон, дальняя ее стена изгибалась куполом, создавая арку, в которой уместился многоярусный стол и несколько стульев. Тут же, в келье, помещались кровать, кресло и столик возле него с парой толстых книг. Келью освещал с десяток свеч, три из которых стояли на столе. За ним-то, сгорбившись, и сидел мужчина, который что-то писал, перекладывал бумаги, щелкал чем-то спрятанным в глубине стола. На вошедших он кинул косой взгляд и вновь углубился в писанину. Царев жестом указал на стулья возле стола, стоявшие, почему-то, не как обычно, прямо перед столом, а сбоку в ряд. Волки сели, сам Царев развалился в кресле, подперев голову кулаком.

Молчали. Эд во второй раз обвел взглядом комнату, покосился на Царева, что скучающе играл с пряжкой бронежилета, посмотрел на Джона. Старый волк сидел как всегда в думах, и в свете свечей казался куда старше. В бороде проявилась седина, по лицу расползлась сеть морщинок. Мельком Эд заметил на левой руке чуть видимую алую ленту.

Из-за стола донеслось кряхтение – Дураков повозился, отпил от ставшего рядом стакана и продолжил писать. За своими бумагами, сгорбленный, он выгляде как старый архивариус, одевший черную рясу и нацепивший на нос очки. Длинные светлые волосы свободно ниспадали ему на лицо и, видимо, ничуть не мешали.

– Ну, так долго ты еще копаться будешь? – сквозь зевоту поинтересовался Царев.

Ответа не последовало.

– Эгей, тебя люди ждут!

Дураков даже головы не поднял, но проговорил, медленно:

– Где ты здесь людей видишь?

– Все мы люди, в глубине души, – расплылся в усмешке Царев, не отрываясь от застежки.

– Эти люди могут подождать. Я тут перепроверяю документы об их ответственности. Сейчас подпишу пару бумаг, и они будут сами разбираться с этим гадом.

– То есть, даже не поторгуемся? – Царев сделал брови домиком.

– Нет, ты подчинишься моему прямому приказу.

– А если не подчинюсь?

Дураков поднял голову, и Эд вздрогнул. Он был почти полная копия Царева. Такое же худое вытянутое лицо, такие же выдающиеся надбровные дуги. Они были практически близнецами, если не считать бородавки на левой скуле Дуракова. Вот только Иван Дураков создавал впечатление мудреца, молодого монаха, а Царев – воина. Дураков показал на детективов:

– Тогда тебя арестуют вот эти господа, – Джон чуть дернулся на стуле, видимо, вынырнув из своих дум.

– Арестовывать того, чьи парни повязали очень опасного зверя прямо в логове – не глупи. – Царев снял с плеча рацию. – Стоит мне отдать приказ, и никто моих парней не остановит.

Дураков встал, вышел из-за стола. Оба Ивана были одной комплекции, хотя черная ряса частично скрывала фигуру одного из них.

– Эти господа могут тебе просто не дать…

Царев нажал на кнопку рации. Он посмотрел на Эда и состроил гримасу наигранного недоумения. Дураков провел рукой по волосам, но промолчал.

– Это все очень весело, – подал голос Джон, – но дайте нам сделать свое дело, и разбирайтесь между собой сколько хотите.

– Тише, Джейкоб, дай начальнику подумать. – Царев облизнул губы.

– Что ты хочешь, Вань? – вздохнул Дураков.

Царев шмыгнул носом, наклонил голову, прищурился. Все эти движения он выполнил демонстративно, как бы непринужденно, видимо, пытаясь скрыть порывы гнева. О да, Эд чуял злобу, что Царев искусно прятал где-то внутри. Учуял ее еще на лестнице, но только сейчас понял, что́ это.

– Перевода, Вань, – улыбнулся воин.

Дураков побледнел. Вид его сделался ошарашенным, немного потерянным. До Эдварда донесся запах кисловатого пота. Он внимательно посмотрел на начальника отделения – странная реакция на желание конкурента уйти подальше.

– И куда ты хочешь переводиться?

– Куда-нибудь за Урал. Например… – Царев почесал шею. – …Новосибирск. Нет, лучше Красноярск. Да, Красноярск.

Иван в рясе не стал уточнять, вместо него это сделал Джон:

– Почему Красноярск?

– А сам-то как думаешь? – поморщился Царев. – Да отсюда подальше. Достал меня этот чернец. Мы с ним собачимся уже лет сто, да так, что глянь, чего натворили. Упустили зверюгу прямо из-под носа, и он четверых задрал. А вот этот не дал мне сразу с ним разобраться…

– Я не дал тебе заниматься самосудом, – пробормотал Дураков. – По правилам Управления…

– Я знаю, что мы должны делать по этим чертовым правилам…

– Не впутывай черта.

– Да хрен с ним. Эти вот гады спустя пять месяцев только явились. Зачем было их ждать, а? Четверых пес задрал.

– Есть правила…

– Четверых! – рявкнул Царев. – Четверых, мать твою! – Он весь собрался, засопел. Вот и показался давно копившийся гнев, резко, как положено. – Мне перевод все эти годы не давали, потому что я тут полезным был, на все окружные регионы затычка. Но это, Дурак, это же настоящее преступление. А меня еще носом тычешь, будто я виноват. – Он скрипнул зубами. – А я говорил, что случай особый, говорил, что нужно действовать сразу, а то пропадет. Но правила эти гребаные тебе важнее жизней. Достало меня, Дурак, и ты, и все это. Так что либо ты бумажку о моем переводе подписываешь, либо я сейчас отдам приказ, и сам переведусь.