Око волка - Михаил Кузнецов

Машина резко затормозила, от чего Эд вмялся щекой в подголовник переднего сидения. Возле ворот, у которых не так давно детективы мялись в окружении страшной стражи Создателя, стояли мариды. Бони скрестив руки на груди, мрачно наблюдал за движениями сержанта. Барфи же копался во внутреннем кармане пиджака. Будто мешок у него там, а не кармашек.

Сержант встал напротив Бони и гробовым голосом изрек:

– Тебе разрешен сюда проход, только на время…

– Знаю, не надрывай глотку, – оборвал его марид.

– …пребывания господ детективов в городе…

– Ты всегда был страшным занудой.

– …Иначе проход тебе запрещен.

– Я понял, – прошипел Бони.

Сержант сел в машину и уехал. Какое-то время все молчали. Джон буравил взглядом то одного марида, то другого, а те делали вид, что ничего не замечают. Эд же следил за Джоном. На левом запястье наполовину засунутой в карман руки наставника полыхала лента.

– Ну и, долго вы еще молчать будете? – просипел Джон.

– А ты хочешь что-то узнать? – Бони ответил прямым взглядом.

– Да, хочу. Очень хочу узнать, какого хрена вы не сказали все с самого начала?

– А мы повторим, что не можем вмешиваться в ход вашей работы. Вы сами должны все найти, сами все вынюхать.

Джон замолчал, и Эд заметил, как лента начала тускнеть.

– Вы знали, что волк в Саратове?

– Да.

– И что Управлению о нем известно, но не может поймать?

– Конечно.

– Тогда… – он покрутил в руках незажженную сигарету. – Можете сказать, почему его не повязали сразу, как только обнаружили?

– Это все дела на верхушке Управления в Саратове. Волка заметили сразу после его первой Луны. Но сначала никто не предал значения тому, что появилось чудовище, вид которого уже очень давно не живет на этих землях. Просто не до этого было. После второй Луны Управление обратило внимание, и хотели взять, но он резко сорвался с мета и уехал из города.

– В Москву, – пробормотал Эд.

– Да. На три Луны след его потерялся, но вот совсем недавно, буквально за день до вашего приезда он объявился в своем доме, в Саратове. Его некоторое время вели агенты Управления. На данный момент идет подготовка к аресту.

– Кто будет арестовывать? – спросил Джон. Лента на запястье совсем исчезла.

– Иван Царев.

– Твою мать… – Джон прикрыл глаза ладонью.

– Что не так? – подал голос Эд.

– Кроме того, что этот гад все время был под носом? – огрызнулся Джон. – Проблема в этом парне – Иване Цареве.

– Он был мировым маршалом, наблюдал за этой стороной Днепра. Сейчас заместитель Саратовского Отделения. Заслужено считается одним из самых опасных мифов во всем Управлении, – пояснил Барфи.

– И очень хитрым, – добавил Бони.

– То есть, это Царев может порвать нашего волка до того, как мы до того доберемся, – подытожил Эд.

– Если закончим трепаться, то доберемся сейчас, – Джон смял сигарету и пошел по направлению к воротам, но Бони остановил его.

– Держи, – марид протянул наставнику новую пачку сигарет. Джон посмотрел начала на пачку, потом на марида, вздохнул и взял.

На этот раз Эд не испугался той черноты, в которую превратилась дверь. Только когда он вплотную подошел к ней, что-то екнуло в груди, и тут же забылось. Молодой волк шагнул вперед и оказался в уже знакомом белом пространстве.

Перед глазами сразу замелькали образы, но Эд не шелохнулся. Барфи говорил, что если принять их, то все пройдет само. Почудился лес. Он знал, что сейчас будет, он помнил все, что хотел показать Время. Но на этот раз он готов.

Лес по-своему жил, не обращая внимания на небольшую группу чужаков, что приехали отдохнуть. На юге Франции, близ коммуны Маржерида – места спокойные, пусть и омраченные дурной славой некогда происходивших здесь трагедий. Семью Шастелей сюда занесло случайно, по пути домой в Тулузу из Клермон-Ферран, где они навещали престарелую бабушку. Небольшой пикник на пути создавал в душе родителей какое-то особое щемящее чувство, нечто вроде ностальгии. Наверное, такое же щемящее чувство всплывало и у дочерей, Николь и Лили. Но у младшего сына, Эдмона, подобные прихоти никаких умилительных чувств не вызывали, лишь раздражали. Мало того, что его выдернули из привычной обстановки, дабы навестить не до конца развалившеюся старуху, так еще приходится торчать в каком-то лесу. Пока остальное семейство удобно устраивалось вокруг костерка, который рискнул разжечь отец, Эдмон сидел в машине, слушая музыку.

Парень так бы и просидел до конца пикника, но, в итоге матери надоело эта показательна строптивость сына.

– И почему среди всех своих друзей ты вышел самый истеричный? – вздохнула она, забирая плеер.

Эдмон и не думал сопротивляться, лишь искоса наблюдал за ее неловкими попытками его выключить. Плеер был новой модели, цифровой, с черно-белым дисплеем и непривычным расположением клавиш. Наконец, она нашла кнопку отключения и еще раз взглянула на сына.

– Неужели тебе не хочется хоть немного побыть с семьей?

– Учитывая, что вся семья вечно обретается у нас дома, нет.

Мать вздохнула и пошла к остальным. Парень посмотрел ей вслед, перевел взгляд на сестер. Они съехали от родителей два года назад, и ему казалось, что станет хоть чуть-чуть свободней. Но нет, обе они постоянно заявлялись к родителям «в гости». Эдмон немного посидел в тишине и вылез наружу, начав бродить вокруг их маленького лагеря. Проходя мимо родителей, он поймал на себе недовольный взгляд матери и уставший – отца, но сделал вид, что не заметил. Николь и Лили ушли погулять по лесу, потому Эдмон присел неподалеку от тлеющего костерка. Но почти сразу подошел отец.

– Пойдем, наберем немного веток, – позвал он.

Парень поежился от раздражения, но побрел следом. Какое-то время они молча ходили неподалеку от машины.

– Ну, и почему тебе не нравится здесь? –спросил отец, идя чуть впереди. Как всегда, он немного подволакивал правую ногу.

– Не нравится и все, – пробурчал сын.

– Не бывает таких «все».

– А что здесь должно нравиться? Заехали в какую-то глушь, в голос ори – никто не услышит. Здесь даже музыку слушать скучно.

– Понимаю, не клубы с выпивкой и девочками, – отец с кряхтением поднял небольшую ветку. – Здесь и деньги твои никому не нужны. Ах да, ты транжиришь мои.

Эдмон заметил, что отец смотрит на него искоса, и как-то слишком сурово.

– Так не давай их, если не хочешь, чтобы я транжирил.

– И тебя ничуть не напрягает так жить?

– Как?

– Ничем не заниматься, ничего не хотеть. Сидеть на шее состоятельных родителей. Все, чем ты занимаешься – клубы и бары. Все твои друзья давно работают, учатся, устраивают свою жизнь, а…