Выход А - Евгения Батурина

Где-то во Флоренции Майка Шишкина стала синьорой Ломбардо.

По пятницам я больше не работала – Пеленгас назначила этот день моим дополнительным выходным. Кстати, за три недели в «ЖП» я так и не увидела свою начальницу. С Мальдив она проследовала на Сейшелы, а оттуда через Париж на Кубу. Мы подружились в фейсбуке и через него в основном общались. Галина Глебовна писала мне сообщения в мессенджер, а вот фотографии, к сожалению, не выкладывала, даже в купальнике, – так что я не знала, как она выглядит. В письме редактора ее фото тоже не было – только размашистая роспись.

На работе я по-прежнему переписывала русским языком пресс-релизы про элитные диваны, премиальные курорты и капсульные коллекции носков, редактировала чужие тексты о пластической хирургии и вычитывала весь номер вместо корректора, которого Пеленгас нанимать отказывалась. Планом номера заведовала Галина Глебовна, только она имела право вносить в него изменения с Кубы. Тем не менее называлась я почему-то выпускающим редактором.

– Ей просто нравится это словосочетание, – объяснила Дина. – Я вообще редактор отдела культуры, хотя у нас нет никаких отделов и о культуре мы не пишем. А тебя она взяла, чтобы хвастаться. Сейчас на рынке бардак, можно задешево взять хорошего редактора и всем рассказывать, что в вашем люксовом журнале работают настоящие профессионалы. Вот увидишь, тебе даже первую зарплату вовремя и целиком дадут! Чтобы сразу не сбежала.

Зарплату с опозданием на три дня привез тихий низенький мужичок. Я думала, водитель, а оказалось – муж Пеленгас по фамилии Иванов. Он молча раздал конверты, сказал: «Будьте здоровы!» – и уехал, явно не на Кубу.

Девочки принялись сравнивать содержимое конвертов. Дина оказалась права – полную сумму выдали только мне, остальные получили по десять тысяч, а Линочка – всего пять.

– Ненавижу их, ненавижу! – металась по комнате Инна.

– Тебе хотя бы за август заплатили, – утешала ее Дина. – Мне до сих пор должны.

Линочка стояла, нахмурив лоб, и что-то высчитывала. Потом сказала:

– Ну ничего. Сегодня ребенка в садике вкусно накормят, а дома можно и гречку.

У Линочки был четырехлетний сын Юрка и съемное жилье в Зябликово. Работала она с девяти утра до шести вечера, и Пеленгас со всех морей следила, чтобы Линочка не дай бог не задержалась на обеде. Я предложила ей поделиться зарплатой, но, видимо, как-то неубедительно – она отказалась и даже испугалась меня немного. К счастью, закончился рабочий день и я побежала в «Бурато», стараясь гнать от себя образ мальчика Юрки, который будет ужинать пустой гречкой.

– Завтра пятница? – спрашивал довольный Кузя по дороге домой. – День отдыха?

– Ага. Не совсем отдыха – буду писать статьи, – отвечала я.

– Все равно хорошо!

Кузя целые дни проводил в «Бурато» и даже не просил забрать его пораньше, но очень радовался тому, что я жду его дома, а не на работе. Я тоже была благодарна судьбе за то, что нахожусь в «ЖП» всего четыре дня в неделю, а не пять, как остальные. Пятницы я начинала ждать уже в воскресенье вечером.

– А почему ты не отнесла на новую работу мою кружку с зайцем? – спросил Кузя, когда мы ужинали (макаронами с креветками, а не пустой гречкой).

– Не хочется что-то, – призналась я. В «ЖП» зайцу было делать явно нечего. Я даже трудовую книжку туда забывала отнести, хотя Линочка постоянно напоминала.

– Р-р-работа др-р-рянь! – прокомментировал попугай Исаич и сел Кузе на голову.

Следующую неделю я почти не спала. Во-первых, мне неожиданно заказали несколько срочных статей и приходилось писать их ночами, не дожидаясь пятницы. Во-вторых, в «ЖП» случилась сдача номера и мы сидели допоздна – сказывалась разница во времени между нами и Кубой. В пятницу утром я вычитала все файлы pdf и мы наконец отправили номер в типографию. Поспать удалось часа полтора.

В «Бурато», куда сомнамбулическая я привела Кузю, было шумно. Дети переодевались, визжали и бегали, мамы общались между собой. До меня доносились обрывки разговоров:

– …если температурит, нужно натереть самогоном, у мужа есть же самогон?

– …у мелкой колики, надо в церковь сходить.

– …я давно колю ботокс, и обычно все гладко проходит.

– …записывай: четыреста грамм муки грубого помола! Грубого, это важно…

Я, как обычно, в этих милых беседах не участвовала. Даже не познакомилась толком ни с кем. Мне всегда было сложно общаться с другими родителями. На их фоне я казалась себе ненастоящей мамой, самозванкой, которую вот-вот разоблачат. Мне нечего было сказать ни о самогоне, ни о ботоксе, ни о коликах грубого помола. А им вряд ли интересны мои проблемы на работе и новые фразы, которые освоил балагур Исаич. Я обычно молча стояла в углу, смотрела в телефон и ждала, когда Кузя переоденется и прибежит прощаться. Другой угол занимал чей-то папа с грустным лицом, такой же необщительный, как я. Мы даже с ним здоровались – а потом снова утыкались в телефоны.

В моем телефоне зазвонил скайп.

– Антонина, привет! Это Макс! – сказал бывший арт-директор Бука. Я привычно понадеялась, что он сейчас предложит мне работу получше «ЖП» и мучения мои закончатся. – Приходи завтра вечером нас послушать в парк «Красная Пресня», в клуб «22.20».

– Кого послушать? – разочарованно уточнила я. Ну вот. Никакой работы. Опять.

– Нашу группу! – А вот Макс был воодушевлен. – Я тебе рассказывал же. Группа «Недоволанд». У нас первый концерт в клубе, хочется, чтобы побольше народа пришло.

То есть меня для массовки зовут. Ну и ладно – Макс никогда не отличался предупредительностью, но вообще-то он добрый. И группа, может, хорошая, и сестра Ж. как раз предлагала сходить на какой-нибудь концерт, и мама обещала посидеть с Кузей в субботу.

– Какой клуб, повтори, пожалуйста! «21.30»? «15.15»?

Но Макс уже отключился, чтобы дальше обзванивать массовку. Я растерянно посмотрела в трубку, ища ответа.

– Двадцать два двадцать, – раздельно произнес грустный папа из угла. – Клуб называется «22.20», концерты начинаются в это же время. Легко запомнить.

Домой я шла в приподнятом настроении. Даже казалась себе красивой впервые за полгода. Еще немного текстов – и выходные! Целых два. Сходим с сестрой Ж. выпить кофе в какое-нибудь залитое светом кафе с некрашеными деревянными столиками, а потом на концерт, в клуб, ровно в 22.20. Будем слушать музыку, закажем по ледяной «маргарите» в правильном бокале, с припорошенным солью ободком. А в воскресенье посмотрим с Кузей кино – сначала дома, а потом в кинотеатре. Да, два кино и два выходных. Вот так прекрасна жизнь без «ЖП»!

Дома я на кураже сочинила два текста подряд – пост в фейсбук о том, как пережить осень, и статью в журнал о том, где путешествовать в ноябре. Пока ждала лайков к посту и ответа редактора из журнала, прилегла на кровать поверх одеяла и половинкой одеяла накрылась. Дома еще не топили, холодный ветер дул с такой силой, что подрагивали стекла. Дын-дыдын. Моя комната была выстужена до основания, а обогреватель стоял у Кузи. «Надо, конечно, сходить принести, и купить второй», – вяло думала я. И не шевелилась. Лежала тихо-тихо, не чувствовала ни рук, ни ног, только от долгого сидения за компьютером ныла шея. Угол одеяла нежно касался щеки. Я закрыла правый глаз, а левый держала открытым – засыпать было никак нельзя, через полчаса идти за Кузей в «Бурато». Правому глазу было так хорошо. И щеке с одеялом тоже. Левым глазом я увидела в телефоне, что пришло письмо от редактора. Первые слова были «Спасибо, все отли…», дальше я читать не стала. Раз «все отли», я посплю. Буквально полчаса. У меня хорошее чувство времени, я никогда не просыпаю и встаю за три секунды до будильника. Левые веки, верхнее и нижнее, счастливо потянулись друг к другу, сомкнулись, как двери роскошного мягкого лифта, и я полетела в темноту.