Какая чушь. Как 12 книг по психологии сначала разрушили мою жизнь, а потом собрали ее заново - Мэриэнн Пауэр

Я так и не получила отказ, но, когда мы проходили мимо парня на мотоцикле, я нашла еще одну возможность.

– Я никогда не сидела на мотоцикле… – сказала я. – Можно посидеть на вашем?

Он улыбнулся:

– Ок!

Я перекинула ногу через мягкое кожаное сиденье и села. Было на удивление комфортно.

– Мне нравится! – сказала я.

Он снова улыбнулся:

– Только вчера купил.

Он рассказал об объемах двигателя и скоростях, счастливый, будто говорит о своем ребенке. Он сказал, что ему 17.

– И как к этому относится твоя мама? – спросила я.

– Я сам за него заплатил, поэтому она не в праве что-то говорить, – сказал он.

– Может, прокатишь меня немного? – спросила я.

– У меня нет запасного шлема.

– Значит, не можешь?

– Не, прости.

Ура, отказ получен.

Что я сегодня поняла?

1. Терапия отказа идет легче, когда ты пьяный.

2. Люди хорошие. Только наши внутренние страхи заставляют думать, что это не так. Я говорила себе, что парни из джаз-бэнда были заносчивыми, а женщина в баре – жуткая. И ничего из этого не оказалось правдой.

3. Легко сидеть в безопасном уголке паба (жизни), но, когда ты делаешь что-то глупое, например, пытаешься присоединиться к группе или налить себе пиво, все становится веселее – больше похожим на захватывающую игру, чем на состязание на выносливость.

4. Смущение не убивает. На самом деле оно очень быстро проходит.

5. Теперь мне нравилась терапия отказа.

На следующее утро я проснулась из-за разговора в соседнем саду между мальчиком лет четырех и его папой.

– Папа!

– Да!

– Папа!

– Да, Нейт.

– Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ, – сказал детский голос.

Я улыбнулась под своим одеялом.

– Я тоже тебя люблю… – ответил отец. – Обнимемся?

Мальчик, кажется, взбесился от этого предложения и крикнул: «НЕТ!»

Отказы… они везде.

Я вернулась в игру.

В понедельник, 12 мая, сияло солнце, и мир был прекрасен. Та ночь в баре изменила мое отношение к терапии отказа и ко всему проекту. Я не переставала думать о Джиме и о том, что он сказал. Впервые я не чувствовала себя неудачницей из-за того, что не обладала чем-то, что есть у моих друзей. У меня не было мужа, дома и сбережений, но у меня были свобода и приключения. И я собиралась выжать из этого все, что только возможно. Впервые со времен «Бойся…» я почувствовала гордость за то, чем занимаюсь. Это не было самовлюбленностью или нарциссизмом (ну, не в полной мере) – это было смело и гениально!

Я вскочила с кровати и пошла гулять по Хампстед-Хит в своих пижамных леггинсах. Я улыбалась каждому встречному. Улыбалась собакам и детям. Старикам и деревьям. Улыбнулась даже высокомерной худой женщине. Деревья и женщина не улыбнулись мне в ответ, но большинство остальных – да. Я находила друзей и влияла на людей!

По пути назад я шла мимо баскетбольной площадки, где два подростка в худи и трениках кидали мяч. Похоже, они должны были быть в школе, но я не стала спрашивать. Вместо этого я спросила, можно ли к ним присоединиться.

– Да, конечно, – сказал один.

Следующие 10 минут мы провели за моим обучением, постановкой рук, разговорами об углах и положении коленей. Их звали Стив и Леон.

Я рассказала им о терапии отказа. Они посмотрели на меня как на сумасшедшую женщину, которая вышла на улицу в пижаме, но продолжали со мной говорить.

– Попробуй побыть парнем, – сказал Леон. – И тебе будут отказывать каждый день. Подойдешь к девушке, она тебя отошьет, и придется возвращаться к друзьям.

– Тебя это беспокоит? – спросила я.

– Не, – пробормотал он, смотря в пол.

Я рассказала им, что одно из моих заданий – пригласить кого-то на свидание.

– Вряд ли кто-то сможет тебе отказать, – сказал Леон. Я просияла.

– Потому что, понимаешь, парень скажет «да», даже если девушка ему не нравится, потому что, типа, почему бы и нет? Может, что-то перепадет.

Очаровательно.

Мы продолжили болтать. Я и двое шестнадцатилеток обменивались техниками пикапа.

Когда я уходила с баскетбольной площадки, Леон закричал: «Куда ты пошла? Мы же тебе не отказали!»

– Одолжишь мне десятку? – спросила я.

– Ловкий ход, – он улыбнулся.

– Это значит «нет»?

– Да, это «нет».

– Но как все это использовать в реальной жизни? Ты же не хочешь получать отказ, когда будешь устраиваться на работу.

– Я обращалась в другие журналы.

Я соврала. Никуда я не обращалась. Я едва ли успевала делать свою работу.

– И что случилось?

– Они не ответили.

– Ты проверяла?

Я болтала по телефону с Шейлой. Я позвонила, чтобы поведать о своих великих делах, в надежде услышать, какая я молодец. Но этого не произошло.

– Не понимаю, что такого в том, чтобы попроситься поиграть на инструменте. Ты была в пабе. Ты и без того бы так поступила, – сказала она.

– А вот и нет! Когда я такое делала?

– Просто мне кажется, нужно делать вещи, которые повлияют на твою реальную жизнь. Если бы те два парня не захотели играть с тобой в баскетбол, это бы разрушило твою неделю?

– Нет, но мне бы стало неловко, а весь смысл в том, что ты привыкаешь к маленьким отказам, чувствуешь себя сильнее и становишься готов к большим.

– Да, я о том и говорю. Когда ты возьмешься за большие? Единственный раз, когда ты получила реальный отказ, был, когда ты болтала с тем человеком в метро. Это было несколько месяцев назад.

Я в ярости повесила трубку… Ну ее! Посмотрела бы я, как она прыгает из самолета и просит подростков поиграть в баскетбол. Почему никто меня не поддерживает? Почему все такие критики? Мне нужны новые друзья и новая семья…

Я тщетно старалась оставаться в ярости и игнорировать тот факт, что Шейла была права. Она видела меня насквозь, как фальшивую купюру под ультрафиолетом.

Джейсон говорит, что мы должны начать с маленьких отказов, чтобы подготовиться к более эмоционально и социально значимым, но я еще не наткнулась на отказ от друзей, противоположного пола и я точно не добивалась его на работе.

Как автор-фрилансер я должна была предлагать идеи для различных публикаций, но я этого не делала. У меня были коллеги, которые делали крутые вещи не потому, что были лучше меня, а потому, что стучали во все двери и пытались что-то сделать. Я не делала этого, потому что боялась отказа. А отказа я не хотела, потому что это бы подтвердило все сомнения, которые были в моей голове: что я дерьмовый писатель, что мне повезло добиться хотя бы этого, что меня больше никуда не возьмут.