Четвёртая четверть - Инна Тронина

— Души невинно убиенных, шепните мне в ухо, где нужно искать! — взмолился Озирский, глядя на мокрый снег за окном.

Он смотрел перед собой и не видел ничего. Лишь бессознательно пытался расписать имеющуюся информацию по клеточкам кремово-бордовых занавесок, пышными волнами спадающих почти до пола. Но информации не было.

Остаётся положиться на интуицию, на сверхъестественные способности, наличие которых у Озирского признавали абсолютно все. Андрей несколько секунд смотрел в упор на цветок «декабрист», цветущий нежно-малиновыми граммофонами, причём многослойными. «Декабрист» на этот раз нарядился ещё и в апреле, что бывало очень редко. Потом Озирский крепко зажмурился, закрыл глаза ещё и ладонями. Перед ним возник парк — скорее всего, измайловский. Стволы деревьев, кусты, сугробы, птичьи следы, отпечатки собачьих лап на снегу. Лыжня, занесённый снегом берег речки.

Морозное утро. Робко проникающие в чащу солнечные лучи. Теперь бы только не упустить видение! Взбодрить себя кофе и сигаретами, до предела напрячь нервную систему. Если это действительно Измайловский парк, то следствие на верном пути. Тогда получится, что кончик ножа упёрся в фамилию Логиневской не случайно. Рукой Андрея водили силы, непостижимые для человеческого разума. Или плачущая Наташа незримо стояла рядом, умоляя отомстить, покарать…

Она была задушена, как и Ксюша, то есть руками. Андрей вздрогнул и облился горячим потом. Ведь труп был обнажён и завёрнут в плёнку. Тела детей тоже были без одежды, в мешковине. И многочисленные прижизненные повреждения были будто бы переписаны из одного протокола в другой.

Андрей достиг нужной кондиции. Он увидел девушку с пышными пепельными волосами и великолепной фигурой, лежащую на утоптанном снегу. Вот её фотографируют. На горле видны небольшие синяки. И всё тело избито, изрезано — как у ребятишек. Значит…

— Андрюшенька, доброе утро! — Липка обняла его сзади и поцеловала в висок. — Давно работаешь?

Круглое свеженькое личико, возникшее вместо занесённого снегом парка, вызвало у Андрея приступ такой ярости, что он побоялся сорваться.

— Хоть бы со стола убрал, а то запачкаешь бумаги. Посуду помыл? Молодец какой! Я думала, что мне придётся…

Липка, эффектно взмахнув пшеничными кудрями, принялась переставлять в мойку кофейные чашки. Между делом, она смотрела на Андрея. Видит ли он сиреневый переливающийся пеньюар — свой собственный подарок? Или совсем свихнулся от этих убийств? Да если принимать близко к сердцу каждое преступление, случившееся в Москве, можно или скончаться, или сесть в психушку.

— Андрей, ты разве не слышал, что я встала? Сынуле памперс сменила, постирала немного. Даже душ приняла.

Липка уселась напротив Озирского, жестом Анжелики сцепив пальцы под подбородком.

— Ты, я вижу, уже много кофе выпил. Завтракать будешь?

— Нет.

Андрей, как заворожённый, смотрел в одну точку. Он пытался додумать, догадаться, понять. Что-то сейчас нужно делать, но что? Узнать всё про Наталию Логиневскую? олучив адрес, он пойдёт… Нет, лучше направить кого-нибудь в семью погибшей. Желательно, молодую женщину. Она может представиться подругой Натальи, и сумеет узнать больше следователя. Ведь с официальными лицами откровенничают не так охотно, как со знакомыми.

И только если Логиневская была убита определённо не тем человеком, что брат и сестра Колчановы, Андрей вычеркнет её фамилию из особо важного списка. Вот бы вместо Олимпиады напротив сидела её старшая сестра Оксана! С ней можно было говорить о деле, даже посоветоваться, вместе подумать над задачей. Ведь Оксана спокойно могла бы изобразить подругу Логиневской. Конечно, ей пришлось бы подгримироваться, чтобы набавить себе года…

Липка на такую роль не годилась даже при условии того, чтобы с её лицом поработают. Она не имела таланта перевоплощения, и даже после родов не повзрослела. На её детской мордашке застыло безмятежное спокойствие. Если бы не сильная, длинноногая фигура, не налитая грудь и не сияющие материнством глаза, ей можно было дать даже меньше пятнадцати. А с девчонкой взрослая женщина дружить не станет.

И думать нечего о том, чтобы отправить к Логиневской Липку. Она не сумеет поддержать разговор, выведать нужные сведения. Кроме того, не выкрутится в случае возникновения каких-то сложностей. И не в возрасте здесь дело. Вон, Божку всего десять, а его Андрей отправляет на задания спокойно. Знает, что мальчишка в состоянии сыграть порученную ему роль, выявить фальшь в поведении других людей. Он вовремя скроется и отыщет притаившегося противника. Вытянет из вверенного ему объекта всё, что нужно, и не сболтнёт лишку сам.

Количество прожитых лет не имеет значения. Главное — особый дар свыше. Олимпиада Бабенко создана просто Женщиной. Она должна варить обед, стирать пелёнки, рубашки мужа. Убирать в квартире, шить, вязать. А в свободные минуты болтать по телефону с подружками.

У таких дамочек аппарат всегда стоит на кухне. Там же обязательно есть маленький телевизор для просмотра всех подряд сериалов. Да, ещё Липке полагаются шесть соток под Москвой, со всеми причитающимися заботами. Школу она бросила ещё в девяносто третьем. Не имеет даже неполного среднего образования. И не нуждается в этом нисколько.

За подобных женщин всегда всё решает муж. Даже если они ухитрятся окончить институт или университет, защитить диссертацию. Так зачем насиловать естество? От Липкиной учёбы никакого толку. Пусть освободит место другим…

— Почему завтракать не будешь? — опечалилась Липка.

Андрей сгрёб бумаги со стола, порывисто поднялся и пошёл к двери. Он надеялся подумать о Логиневской, пока будет одеваться. И потом — в машине, по дороге в офис.

— Потому что я сыт.

Озирский очень пожалел, что Оксана прилетит лишь послезавтра. И зачем только её родители устроили демографический взрыв? Самый старший ребёнок оказался удачным — и всё. Нет, не нужно так думать. Два мальчика погибли под колёсами автомобиля, а Липка…

Что ж, простые люди тоже имеют право на существование. Не всем же быть Оксанами Бабенко и Русланами Величко. Олимпиада из тех, кто хочет просто жить. И ни на что, кроме семейных и любовных дел, не обращать внимания. И пусть себе живёт, только не мешает работать — как вот сейчас.

— Ты уже уходишь? — Липка почти плакала.

— Да, мне некогда.

— Тебе всё время некогда!

Липка надула губки. Она была очень хорошенькой, чистенькой, славненькой. Но в данный момент Андрею требовалось совсем другое.

— А я хотела с тобой поговорить. У меня есть дела.

— Какие дела?

Озирский никак не мог прийти в себя после того, как входил в транс.

— Говори, только короче. Я постараюсь помочь.

— Вчера Микола звонил. Сказал, что приедет завтра. Он уже в России. К приятелю завернул в Новозыбков. В Брянскую область, на три дня.

— Я тебя понял. Съезжаю! — обрадовался Андрей. — Здесь четыре комнаты. Так что и Оксана с Откой поместятся, и Микола.