Черный ящик - Майкл Коннелли

– Верно.

– А когда же ты нашел пистолет? Заваруха на улицах продлилась всего дня три. Ночь на первое мая была последней. Вспомни, когда именно ты нашел этот ствол.

Уошберн покачал головой с таким выражением, словно не мог помочь при всем желании.

– Слишком давно это было, чувак. Я не могу сказать, в какой именно день. Помню только, что нашел его, но это все.

– Почему ты отдал его Тру Стори?

– Потому что он держал квартал. Вот я ему его и отдал.

– Ты хочешь сказать, что он был боссом «Сикстиз» в вашем районе, я правильно понял?

– Да, ты все понял правильно!

Уошберн откровенно передразнивал манеру выражаться и слова белого полицейского. Он намекал, что предпочел бы беседовать с чернокожим. Гарри посмотрел на Ганта, и тот снова вмешался в допрос.

– Ты назвал того типа Тру. Но его звали Трумонт, точно? Трумонт Стори?

– Не знаю. Мы с ним не были корешами.

– Тогда на кой ты отдал ему пистолет?

– Потому что хотел познакомиться. Хотел, чтобы меня зауважали по-настоящему.

– И получилось?

– Ни хрена. Я почти сразу попался копам, и меня засадили в «малолетку» в Силмаре. Отмотал там почти два года. А когда вышел, свой шанс уже упустил.

Исправительная колония для несовершеннолетних в Силмаре располагалась у северной оконечности долины Сан-Фернандо. Судьи любили отправлять юнцов с криминальными наклонностями подальше от родных мест, чтобы по возможности оборвать их связи с бандами.

– Позже этот пистолет когда-нибудь попадался тебе на глаза?

– Не-а, больше я его уже не видел, – ответил Уошберн.

– А что с Тру Стори? – спросил Босх. – Ты встречался с ним снова?

– Сталкивались на улице, но он ко мне не приближался. Мы даже не разговаривали.

Босх выждал момент, не добавит ли Мелкий к сказанному что-то еще. Но тот замолчал.

– Ладно, Чарльз, посиди здесь и веди себя тихо, – произнес он.

Тронул Ганта за плечо и поднялся. Детективы вышли из комнаты для допросов, закрыли за собой дверь и встали чуть в стороне от нее. Гант пожал плечами и заговорил первым:

– Похоже, этот малый не врет.

Босх вынужден был согласиться. В рассказе Уошберна все звучало правдоподобно. Но не это сейчас имело первостепенное значение. Он признался, что нашел пистолет на своем дворе. По всей вероятности, это было то самое оружие, которое разыскивал Босх, но прямых доказательств не существовало, и ему не за что было зацепиться, чтобы утверждать, что участие Уошберна в убийстве Аннеке Йесперсен исчерпывалось тем, в чем он сам готов был признаться.

– Что собираешься делать с ним дальше? – спросил Гант.

– Мне он пока больше не нужен. Запишите ему в личное дело привод по ордеру и за «травку», но подчеркните, что не Латишия дала показания против него. И вообще, не называйте никаких имен.

– Понял, сделаем. Жаль, что с ним не сложилось, Гарри.

– Пусть так, но я тут подумал…

– О чем?

– Что, если Трумонта Стори грохнули не из его собственного пистолета?

Гант задумчиво потер подбородок.

– Это случилось почти три года назад.

– Знаю. Звучит маловероятно. Но ведь нам известно, что за те пять лет, что Стори отсидел в тюрьме Пеликан-Бэй, пистолет никто не пускал в дело. Он прятал его где-то все это время.

Гант кивнул.

– Он жил на Семьдесят третьей. Примерно год назад я попал в тот квартал, когда наш отдел проводил кампанию среди местного населения. Постучал в его дверь. И обнаружил, что мамочка его ребенка все еще там обитает.

Босх продолжал размышлять.

– А ты не в курсе, проводила ли следственная бригада, занимавшаяся его убийством, обыск в том доме? – наконец спросил он.

Гант покачал головой:

– Этого я не знаю, Гарри, но едва ли. И даже если обыскали, то не слишком тщательно. По крайней мере ордера на обыск у них не было. Хотя нужно еще раз проверить.

Босх кивнул и направился к выходу.

– Дай мне знать, – сказал он. – И если они не прошерстили там все, быть может, я этим займусь.

– Возможно, оно того стоит, – отозвался Гант, – но должен тебя предупредить, что вдова Тру Стори тоже принадлежала к банде и норов у нее еще тот. Признаться, я порой думал, что она добралась бы до вершины пирамиды, если бы Господь поставил ей другой механизм внизу живота. Это кремень, а не баба.

– Попробуем обернуть это себе на пользу, – сказал Босх, обдумав его слова. – Не уверен, что нам удастся получить нужную бумагу.

Он говорил об основаниях для выдачи официального ордера на обыск бывшего дома Трумонта Стори спустя почти три года после смерти хозяина. Лучше решить эту проблему, не обращаясь за ордером к судье. То есть сделать так, чтобы в дом их попросту пригласили. И, сыграв свои роли по-умному, можно добиться такого приглашения от любого, самого жесткого, казалось бы, человека.

– Я поработаю над сценарием, Гарри, – предложил Гант.

– Отлично. Позвони, если что-то придумаешь.

Когда Босх вернулся, Чу работал за компьютером.

– Чем занят?

– Письмом по поводу условно-досрочного в деле Клэнси.

Босх удовлетворенно кивнул. Его порадовало, что напарник взял наконец этот вопрос на себя. Сотрудников отдела всегда ставили в известность, когда один из убийц, которого они засадили за решетку, подавал прошение о помиловании. В число их прямых обязанностей это не входило, но сыщики, участвовавшие в расследовании, имели право направить в комиссию по условно-досрочному освобождению письмо, в котором либо высказывали свои возражения, либо поддерживали прошение. Заваленные другой работой, не все успевали это делать, но Босх придерживался здесь самых строгих правил. Ему даже нравилось рисовать в таких письмах картину убийства во всех ужасающих деталях, чтобы склонить членов совета к отказу в помиловании. Он и Чу пытался привить эту привычку и потому поручил ему написать письмо об убийстве Клэнси, совершенном с особой жестокостью на сексуальной почве.

– Завтра с утра дам тебе его прочитать.

– Хорошо, – сказал Босх. – Ты проверил те имена, что я просил?

– Да, но там улов скудный. Хименес полностью чист, а за Бэнксом значится только арест за вождение в пьяном виде.

– Уверен?

– Извини, Гарри, но это все, что удалось нарыть.

Разочарованный Босх придвинул стул и сел. Не то чтобы он ожидал мгновенной разгадки личности Алекса Уайта, но все же рассчитывал на нечто большее, нежели штраф за вождение автомобиля в пьяном виде. На какую-то мелкую, но зацепку.