Следы и тропы. Путешествие по дорогам жизни - Роберт Мур

Блейк предположил, что даже если тропы создаются не целенаправленно, они все равно выполняют множество функций. «Представьте себе неопытных слонов, которые оказались в незнакомом лесу, где растет много разных деревьев, – сказал он. – Полагаю, первым делом они начнут неуверенно бродить по округе, пока не наткнутся на фруктовое дерево. Попутно они потопчут кустарник, повалят небольшие деревья и, возможно, запомнят местонахождение дерева. Но даже если этого не произойдет, они все равно создадут для себя путь наименьшего сопротивления – удобный проход в непролазной чаще. Как мы, отправляясь на прогулку в лес, со временем узнаём, какая тропинка приведет вас в нужное место, а какая нет, так и слоны, по всей видимости, сначала изучают окрестности и находят дорогу к цели, а потом протаптывают и регулярно расчищают к ней тропу».

В джунглях, где нет недостатка в пищевых ресурсах вроде фруктовых деревьев, но при этом распределяются они крайне неравномерно, или в пустыне, где водопои – большая редкость и находятся они на значительном расстоянии друг от друга, тропы сокращают продолжительность бесполезных блужданий (на это уходит много энергии) и снижают риск заблудиться. «Слоны, как и люди, могут дезориентироваться на местности, – объяснил Блейк. – Таким образом, тропы одновременно помогают заблудившимся слонам восстановить ориентацию, а также воссоединяют разбредшихся в разные стороны членов стада. Из этого следует, что тропа является „формой социальной пространственной памяти“ – внешней коллективной мнемонической системой, похожей на соответствующую систему муравьев и гусениц».

Оказывается, большой мозг и развитые органы чувств не просто не избавляют слонов от необходимости пользоваться тропами, а напротив, помогают им создавать разветвленные сети троп. Вместо того, чтобы просто говорить этот путь ведет к чему-то хорошему, как это делают следы гусениц, память позволяет животным мыслить более сложными категориями. Благодаря ей они знают, что этот путь ведет к фруктам, этот путь ведет к воде, и даже, в случае со слонами, этот путь ведет к месту гибели моей сестры. Животные знают свое местоположение относительно важных для них объектов, и поэтому хорошо ориентируются в сети своих тропинок. Их память можно сравнить с путеводителем по тропинкам, в котором можно найти если и не полный перечень достопримечательностей, то как минимум указатели к ним.

Слоны, как и мы, имеют превосходную память, а их разветвленные сети троп похожи на нашу дорожную сеть. Следует ли из этого, что они способны воспринимать тропу примерно так же, как это делаем мы, то есть представлять ее в уме? Понимают ли они, что такое тропа? Другими словами, могут ли слоны видеть в тропе не просто удобную дорожку под ногами, а символ, указывающий на то, что в конце их ждет нечто важное, ради чего стоит пройти весь путь?

Эти вопросы я задал десяткам зоологов – начиная со специалистов по гусеницам и заканчивая специалистами по крупному рогатому скоту, – и ни разу не получил ответ, который бы меня удовлетворил. Блейк высказался однозначно: «Конечно».

Может показаться, что ни одно животное, за исключением человека, не способно представить и проложить в уме тропу, однако, учитывая необходимость запоминать, как выглядят огромные территории, образное мышление позволяет идти по пути наименьшего сопротивления. Оно упорядочивает сложное пространство и прорисовывает в нем разборчивые и понятные линии, которые можно сравнить с разноцветными линиями на схеме метро. Безусловно, животные могли бы ориентироваться и без них, но это создало бы ненужные сложности, а естественный отбор, как верно заметил Ричард Докинз, «не терпит расточительства».

Впрочем, полностью полагаясь на тропинки, можно оказаться в опасной ситуации. Например, в Конго из-за лесозаготовительных работ недавно была разрушена сеть слоновьих троп, что сильно запутало слонов и поставило их жизни под угрозу. Разрушительные последствия вырубки лесов Блейк описал следующим образом: «Представьте себе оживленный город, скажем, Ковентри или Дрезден, который во Вторую мировую войну в результате бомбежек превратился в руины. Когда-то там была развитая сеть дорог и все знали, как добраться из одного конца города в другой. Понятная всем жителям инфраструктура составляет основу их жизни, и вдруг внезапно она исчезает – после бомбежек не остается ничего, кроме воронок и дымящихся развалин. То же самое происходит при селективной вырубке тропических лесов: вы пригоняете бульдозеры, вырубаете по одному или два дерева с гектара, выкорчевываете их и невольно валите кучу других деревьев, в результате чего в джунглях появляются новые проходы и стираются старые тропы. Даже если при этом вы не убиваете слонов, вы все равно наносите колоссальный ущерб прекрасно работавшей до вас системе».

Если сети тропинок и традиционные пути миграции разрушаются или обрываются, а это происходит все чаще и чаще из-за вмешательства человека, они почти никогда не восстанавливаются, а популяции животных начинают стремительно сокращаться. Вот почему такой оптимизм вызывает зафиксированный Бартлам-Брукс редкий случай восстановления зебрами своего миграционного пути в дельте реки Окаванго. Это означает, – если, конечно, ее теория верна, – что когда все заборы будут снесены, слоны возродят древний путь и, пройдя сотни миль, они попадут в цветущую долину с густой травой, а вслед за ними двинутся полчища других животных, которые не преминут воспользоваться тропой, протоптанной огромными умными ногами.

Часть вторая

Пастьба

Покинув слоновий приют, я не переставал думать о Мисти, которая покорно позволила Коди осмотреть ее ногу. Прежде я полагал, что слоны должны держаться более отстраненно и всячески избегать людей, которые когда-то совершенно безжалостно их терроризировали. Но наблюдая за Мисти и Коди, я поразился тому, насколько спокойно и непринужденно они общались; я ни разу не заметил ни одного признака рабской покорности, которую слоны обычно проявляют во время цирковых представлений. Позднее я сообразил, что больше всего это походило на дружеское рукопожатие.

Зная, с каким насилием могут сталкиваться цирковые слоны, мне стало интересно, какую роль сыграло принуждение в обучении Мисти этому жесту. По словам Келли, смотрители используют классический метод академика Павлова и никогда не причиняют им боли. Сначала они добиваются, чтобы издаваемый особым устройством – оно называется «мостом», – щелчок ассоциировался у слонов с лакомством, например, яблоком. Сам щелчок нужен для того, чтобы слон точно знал, в какой момент он выполнил желательное действие. Смотритель начинает щелкать и угощать слона лакомством.

Щелчок: лакомство.

Щелчок: лакомство.

Щелчок: лакомство.

Смотритель делает это до тех пор, пока слониха не начинает вытягивать хобот каждый раз, когда слышит щелчок.

Затем смотритель прикасается шестом к ноге слонихи.

Прикосновение: щелчок: лакомство.

Прикосновение: щелчок: лакомство.

Прикосновение: щелчок: лакомство.

В конце курса смотритель держит шест в нескольких сантиметрах от ноги слонихи и произносит слово «нога», а затем ждет ее реакции.