Сеул, зима 1964 года - Ким Сын Ок

Один из приятелей брата пробормотал:

— Тьфу ты, чёрт, сейчас бы мы уже прислушивались к звуку морских волн…

Брат буркнул в ответ:

— Да уж… Не повезло. Никогда бы не подумал, что придётся возиться с трупом.

Остальные тоже недовольно ворчали. Они сняли чёрные школьные пиджаки и накинули их на плечи. На щеках ребят виднелись дорожки от высохшего пота. Я попробовал представить их на берегу бескрайнего моря. Вот накатывает волна — и они, словно волчата, издают вой «У-у-у!» Однако дальше фантазировать не получалось… Голова раскалывалась от боли. Единственное, чего я хотел, так это хорошенько выспаться. Когда мы начали подниматься по проулку, нам встретилась Юни, которая возвращалась из школы. Похоже, она растерялась, увидев ватагу старшеклассников, лицо её покраснело, и тут, словно спасательный круг, она увидела меня и улыбнулась. Я еле удержался, чтобы не позвать её. Почему-то было стыдно звать её при других, это выглядело бы странно. И хотя этот мой порыв не воплотился в жизнь, он прочно засел внутри меня. Мне казалось, что только Юни и смогла бы избавить меня от усталости. Мне хотелось сказать ей, что мы закопали труп партизана и идём домой. И ещё, что это было очень просто. Я так хотел, чтобы она позвала меня и увела за собой. И привела меня в какое-нибудь уединённое место и положила бы на мой горячий лоб ладонь. И тогда, набравшись смелости, я бы честно рассказал про подаренные ею карандаши с ужасно толстыми грифелями, которые я почти и не использовал, так как их у меня украли. И, смущаясь, я сказал бы, что не откажусь ещё раз от такого подарка… Так думал я. Но Юни семенящей походкой уже шла далеко впереди нас. Я и не заметил, как мои губы вытянулись в трубочку, и я услышал, как из них вырвался негромкий смешок.

— Это же Юни? — спросил один из приятелей брата. Брат кивнул.

— Говорят, она лучше всех учится в школе… — опять сказал тот приятель. И брат снова кивнул.

Чуть погодя другой проговорил:

— А фигурка ничего себе…

И тут я увидел, как на их лицах появилась беззвучная улыбка. Я вздрогнул. Настолько от этих их улыбок веяло чем-то тёмным и похотливым.

— Ага, и вправду ничего… — отозвался третий. Затем они некоторое время шли молча, будто что-то обдумывая. Смутно я чувствовал, что за этим неизбежно последует что-то ещё, я почти выжидал, что же будет дальше. И как ни странно, это что-то вылетело изо рта брата:

— А… как насчёт того, чтобы нам отведать кой-чего?

«Вау!» — раздались радостные возгласы, нарушив тишину переулка. Дальше события развивались очень быстро. Их глаза опять обрели жизнь, а бряцанье лопат, что волочились по земле, стало ещё громче.

Когда мы пришли домой, они забились в каморку к брату и начали перешёптываться. Я же прилёг в нашей с отцом комнате, куда время от времени до меня долетали обрывки смеха и приглушённые выкрики. Я весь размяк и изо всех сил сопротивлялся одолевающему меня сну. Но, похоже, я всё же задремал. Брат потряс меня и разбудил. В комнате извивались тусклые лучи предзакатного солнца. Я протёр заспанные глаза и сел, а брат заискивающе спросил:

— Сходишь до Юни, ладно?

— Ага, — машинально ответил я. Эта просьба не привела меня в замешательство, более того, я даже будто ожидал такого поручения. У брата от удивления округлились глаза, видно, он не рассчитывал, что я так быстро соглашусь.

— Пойди к Юни и передай, что я буду ждать её сегодня в девять часов вечера в пустом доме Миён, хорошо? — попросил брат.

В эти минуты я становился участником страшного заговора. Передать несколько слов — не такое уж и великое дело, так что я ни при чём. Миён! Хотят воспользоваться твоим домом. И хотя на воротах висит потрёпанная бумажка с надписью «Продаётся», сколько бы я не проходил мимо, у меня никогда не было мысли, что дом пуст. Во всяком случае, я пытался сам себя убедить в том, что я так не думал. Мне всё время казалось, позови я тебя по имени — и ты тут же выбежишь из дома. А даже если и не так, то я не оставлял надежды, что когда-нибудь в один из дней ты вернёшься и привезёшь мне в подарок красивые японские мелки и снова будешь жить в этом доме. Словно подводный дворец морского царя, твой пустой дом был для меня неким таинственным местом. Он служил мне источником всевозможных пленительных фантазий. Но знаешь, Миён, через несколько минут я собираюсь зачеркнуть всё это.

М-м-м… Но разве не всегда так? Чтобы начать что-то новое, тебе приходится перечеркнуть всё остальное, и неважно, правильно это или нет, гораздо важнее чувство жалости, которое ты испытываешь в этот момент. А, может, это и означает «взрослеть»? Ну же, Миён! Поддержи меня! Принять участие в заговоре старших ребят — не такое уж сложное дело. Миён! Мне так нужна твоя поддержка! Да что тут такого!? Всё просто. Это совсем-совсем не сложно, точно так же, как и закапывать труп… И я… я вполне справлюсь с этим!

— Сказать, что ты будешь ждать один? — спросил я.

— Ну, конечно!

Брат, казалось, очень обрадовался такому моему вопросу и довольно усмехнулся.

Я уставился в пол. И, отдирая пальцами истёршийся верхний слой бумаги, отколупывал глину, что была под ним.

— А если она спросит, зачем ты хочешь встретиться, что ответить? — спросил я, разглядывая вымазанный в глине кончик пальца.

— А… это… затем…

Конечно же, они заготовили ответ на этот вопрос. Но мне было страшно его услышать. И я произнёс, опередив ответ брата:

— Скажу, что хочешь встретиться по школьным делам. Ведь Юни доверяет тебе… поэтому обязательно придёт.

Мне хотелось сделать ударение на словах «Юни доверяет тебе», но даже на мой взгляд они прозвучали так бесцветно.

— Думаешь? — с сомнением спросил брат, однако было видно, что он очень доволен моим полнейшим содействием.

— Да, конечно! — поднялся я с места.

Когда я обувался на каменном крыльце, до моих ушей донёсся голос брата, он выдавал тревогу:

— Ты ведь справишься?

Ну, конечно, справлюсь, убеждал я самого себя. Отворяя калитку, я вдруг оглянулся, ребята стояли в дверях и смотрели на меня. Один, встретившись со мной взглядом, потряс кулаком, как бы подбадривая меня. Они улыбались мне. А я — нет.

Раз-два, раз-два. Отсчитывая про себя, бежал я по дороге. В переулке стелились коричневые тени. О, а небо-то цветом как вода! А деревья? Коричневые. А крыши? Ну, естественно, фиолетовые. Заготовленный в моей голове лист бумаги заполнялся густым чёрным как мазут цветом.

Когда я предстал перед Юни, в голове у меня всё кружилось, ноги стали ватными. Так бывало, когда я выслушивал незаслуженные упрёки учителя. Соседка была всё в том же ханпоке, в котором я видел её утром. Выслушав мою просьбу, она без долгих раздумий согласилась. Дурак, дурак, дурак! И тут неожиданно для самого себя я обнаружил, что добавил по своей собственной инициативе очень полезный для брата довод: