Уплыть за закат. Жизнь и любови Морин Джонсон. Мемуары одной беспутной леди - Роберт Хайнлайн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мне очень жаль, Морин, – сказал он, – но в Конституции записано, что отец невесты не имеет права голоса насчет свадьбы. Он только оплачивает счета да ведет дочь к алтарю. Иначе его посадят под замок. Ты говорила матери, почему хочешь уехать дневным поездом?
– Да, сэр.
– И что же она сказала?
– Она сказала, что все было рассчитано, исходя из того, что Смиты прибудут в десять сорок два и все успеют приготовиться к четырем часам, а к полудню мы не успеваем. «Но, мама, они уже здесь», – сказала я. А она ответила, что уже слишком поздно все менять. А я ей: «Почему это? И почему со мной не посоветовались?» А она мне: «Стой спокойно и не дергайся. Надо переколоть булавку». Отец, это ужасно. Со мной обращаются как с призовой коровой, которую привезли показывать на ярмарке. И меня слушают не больше, чем ту корову.
– Морин, наверное, уже слишком поздно что-то менять. Согласен, твое мнение следует учитывать. Но до свадьбы остается меньше двух суток, а уж если Адель упрется, уговаривать ее бесполезно. Мне хотелось бы тебе помочь, но она и меня не послушает. – У отца был такой же несчастный вид, как и у меня. – Стисни зубы и перетерпи как-нибудь. Как только брат Тимберли скажет: «Объявляю вас мужем и женой», теперь уже не надо будет слушать никого, кроме Брайана. А ему ты, как я погляжу, уже продела в нос кольцо, так что это будет не слишком трудно.
– Не думаю, что я продела ему в нос кольцо.
Преподобному Тимберли сказали заранее, чтобы он строго придерживался методистской епископальной службы, без всяких новомодных штучек, и что обручальное кольцо будет только одно. Но этот болван пропустил мимо ушей и то и другое. Он нес всякую околесицу (думаю, взятую из ритуалов его ложи; Тимберли был одно время Великим Канцлером у «Рыцарей и Лордов Высокой Горы»), которой не было на репетиции, и задавал вопросы, которых я не узнавала и не представляла, как на них отвечать. И он проповедовал, рассказывая каждому из нас то, что нам не нужно было слышать, особенно во время свадебной службы.
Это тянулось и тянулось, у меня болели ноги (не заказывайте туфли по почте!), а корсет меня душил. (Я никогда его раньше не носила, но мать настояла.) Язык чесался сказать брату Тимберли, чтобы он читал по книге и прекратил импровизировать (до поезда оставалось все меньше и меньше времени). Тут он предложил нам обменяться кольцами, и выяснилось, что кольцо-то одно.
Брат Тимберли собрался было начать все сызнова, но тут жених, которому, вообще-то, полагалось говорить только «Да», сказал ему шепотом, слышным не далее чем за сотню ярдов:
– Ваше преподобие, перестаньте толочь воду в ступе и смотрите в книгу – иначе я вам ни цента не заплачу.
Пастор хотел было запротестовать, но посмотрел на Брайни и сказал:
– Властью-данной-мне-суверенным-штатом-Миссури-объявляю вас мужем и женой! – И тем, думается мне, спас свою жизнь.
Брайан поцеловал меня, мы пошли к выходу, и я запуталась в шлейфе. Шлейф несла Бет и должна была повернуть с ним налево.
Она не виновата – это я свернула не туда.
– Брайни, ты не захватил кусок свадебного торта?
– Не успел.
– И я тоже. Вспомнила вдруг, что с самого завтрака ничего не ела – а завтрак был так себе. Давай пойдем поищем вагон-ресторан.
– Ладно, сейчас спрошу. – Брайни вышел и вскоре вернулся. – Я узнал, где он.
– Хорошо. Он впереди или позади нас?
– Позади. И совсем рядом. Его отцепили в Джоплине.
Так что наш свадебный ужин состоял из двух засохших бутербродов с ветчиной, купленных у разносчика, и бутылки содовой на двоих.
Часов в одиннадцать мы добрались наконец до отеля «Льюис и Кларк», где Брайни заказал номер. Извозчик, похоже, и слыхом не слыхивал о такой гостинице, но готов был разыскивать ее, пока лошадь не упадет. С вокзала он повернул не в ту сторону, а когда Брайни сказал ему об этом, стал спорить, довольно дерзко. Брайни ему в ответ:
– Возвращайтесь на вокзал: мы возьмем другого извозчика.
Ультиматум помог, и мы приехали куда надо.
Как и следовало ожидать, ночной портье тоже слыхом не слыхал о заказе Брайни. Но Брайан никому не позволял над собой измываться и стесняться не стал.
– Я заказал номер три недели назад по почте, – сказал он, – и перевел вам деньги. Вот квитанция, а вот письмо с подтверждением от вашего управляющего. Разбудите его, и прекратим этот глупый спор. – Он сунул письмо под нос портье.
Тот посмотрел:
– Ах, так вы тот мистер Смит? Номер для новобрачных? Что же вы сразу не сказали?
– Сказал – десять минут назад.
– Прошу извинить, сэр. Носильщик!
Через двадцать минут я уже нежилась в горячей ванне с мылом – совсем как в Чикаго шесть лет назад. Я чуть не заснула там, но вспомнила, что моему мужу тоже нужна ванна, и поспешила взбодриться.
– Брайни, налить тебе ванну?
Ответа не было. Я наскоро вытерлась и обмоталась полотенцем, сознавая, что являю собой скандальное (и, надеюсь, провокационное) зрелище.
Мой доблестный рыцарь крепко спал прямо в одежде, лежа поперек кровати.
У самой двери стояло серебряное ведерко с бутылкой шампанского во льду.
Я достала свою ночную рубашку, девственно-белую и надушенную (это была мамина свадебная ночная рубашка), и пару кроличьих тапочек.
– Брайан… Брайни! Пожалуйста, проснись, дорогой! Я помогу тебе раздеться, сниму покрывало с постели и уложу тебя.
– Угу.
– Пожалуйста, дорогой.
– Я не сплю.
– Конечно нет. Дай-ка я сниму с тебя ботинки.
– Я сам. – Он сел и стал разуваться.
– Хорошо, дорогой. Я сейчас выпущу воду из ванны и налью тебе свежую.
– Ты еще не выливала свою?
– Нет.
– Так я в ней и помоюсь. Миссис Смит, вы неспособны загрязнить воду – вы лишь придаете ей восхитительный аромат.
И мой галантный рыцарь в самом деле залез в мою ванну, еще теплую. Я легла в постель… и крепко уснула, не дождавшись его. А он не стал меня будить.
Проснулась я в два или три часа ночи, в полной темноте, и испугалась, что лежу в чужой постели, а потом все вспомнила.
– Брайни?
– Проснулась?
– Вроде бы. – Я прижалась к нему, потом села и сняла рубашку – она мне мешала. А Брайни снял свою, и мы впервые были оба совсем нагие, и это было чудесно, и я поняла, что вся моя прежняя жизнь была лишь подготовкой к этому моменту.
После долгой, медленной прелюдии мы оба вспыхнули разом, а потом я тихо лежала под ним, полная любви.
– Спасибо, Брайни. Ты просто чудо.
– Тебе спасибо. Люблю тебя.