Жернова истории - Андрей Колганов

– Ну, тут вам, как говорится, и флаг в руки, – соглашаюсь я с ним. Вот только как партийное начальство будет реагировать, если комсомольцы против заводских партячеек попрут? Ох, нелегко комсе придется, чует мое сердце. Однако это еще не все проблемы. Надо подойти к основному. – Есть и еще одно противоречие, которое так прямо в резолюции XI съезда не обозначено, но все необходимое, чтобы его увидеть, там прописано, – начинаю свой подход к самой важной точке. – Резолюция называет недопустимым прямое вмешательство профсоюзов в управление производством. И это верно – при централизованном управлении руководитель должен нести всю полноту ответственности и иметь все соответствующие права. Поэтому все, что сейчас предлагается для того, чтобы сделать профсоюзы школой управления, – это чисто совещательные формы. Но вот толку от совещательных форм нет никакого, потому что они почти нисколько не способствуют привлечению рабочих к участию в управлении.

– Почему? – возмущается Шацкин. – Разве же сознательные рабочие, члены партии, комсомольцы не заинтересованы в том, чтобы вникать в производственные вопросы, ставить их перед администрацией, выносить их на обсуждение? Вы не верите в классовое самосознание пролетариата?

– Я верю в классовое самосознание пролетариата! – Мой голос приобретает очень жесткие интонации. – Но я твердо знаю, что оно может покоиться только на реальной основе, которую не заменить призывами, лозунгами, пропагандой. Вспомните слова Маркса: «Идея всего посрамляла себя, когда она отделялась от интереса». А скажите-ка мне – какой интерес рабочему после восьмичасового рабочего дня вникать в производственные вопросы да еще наживать неприятности, споря по этим поводам с администрацией, если он твердо знает, что последнее слово останется не за ним? Даже если у этого рабочего классовое самосознание только что из ушей не лезет? Нечего сказать? Вот потому-то производственные совещания и оборачиваются в лучшем случае пустыми разговорами или малополезными самоотчетами, с которыми выступают второстепенные лица из заводоуправлений.

– Кричать, что все плохо, любой горлопан сумеет! А что вы можете по существу предложить? Как исправить дело? – Моего собеседника, похоже, проняло, и он буквально взрывается. – Только рецептов «рабочей оппозиции» вроде немедленной передачи управления отдельными предприятиями в руки профсоюзов прошу не предлагать!

– Вовсе и не собираюсь вас тащить за «рабочей оппозицией», – пожимаю плечами. – Кажется, я ясно выразился – централизация управления при плановой системе необходима. Но и рабочий человек в этой плановой системе должен иметь свое место и свое право принимать решения, а не только право на пустые разговоры. Я отнюдь не отрицаю сложности вопросов управления производством, которые требуют специальных знаний и профессиональных навыков. Так давайте дадим рабочему для начала право принимать решения там, где его знаний и навыков вполне достаточно, – на уровне бригады. Неужели бригада сама не сможет управлять собой и ей обязательно нужен надсмотрщик?

– Управлять собой? Так что же это у нас тогда получается – самоуправляемая бригада? – заинтересованно переспросил Шацкин.

– Именно! Пусть сначала на этом уровне овладевают наукой управлять, обучаются принципам хозрасчета и так далее. Освоят этот уровень – по-другому станут смотреть на заводские проблемы. Не на уровне «это не так да то не эдак», а уже точно зная, где есть узкие места и что реально можно своими силами сделать для их устранения. Уверяю: и тяга к учебе появится, к тому, чтобы овладеть недостающими знаниями, – для дела ведь, а не для просиживания штанов на производственных совещаниях. Вот тогда и дальше можно будет двигаться – к плановой работе на уровне предприятия.

– Слушай, – вдруг спохватывается Лазарь, – а что это мы все на «вы»? Давай уж на «ты» перейдем!

– Согласен! – говорю и протягиваю ему руку. – Ну что, решится комсомол выдвинуть идею хозрасчетных бригад: со всеми правами, но и с полной мерой ответственности?

– Решится! – твердо отвечает Шацкин.

– А ведь это – объявление войны, – заявляю, глядя ему прямо в глаза. – Всяким чинушам-бюрократам – и тем, кто привык жить по указке сверху, и тем, кто живет по принципу «моя хата с краю». Таких ведь ой как много! И война эта – не на один год. Что сам ты не отступишься – верю. А комсомол как – потянет?

– Потянет! – слышу я твердый голос. – Иначе зачем было коммунистическим союзом молодежи называться?

Тут мы перешли к обсуждению конкретных вариантов организации таких бригад, не обращая внимания на то, что подошло уже время обеда. Первым спохватился время от времени заглядывавший в нашу комнату Михаил Евграфович. Он тронул свою дочку, внимательно наблюдавшую за нашей беседой, за плечо и что-то ей тихонько сказал. Лида Лагутина, извинившись, куда-то убежала (полагаю, в домовую кухню) и вскоре притащила нам поесть. Чем уж она там нас угощала, ни я, ни, думаю, Лазарь Шацкин не обратили внимания – так мы были увлечены. Впрочем, вскоре после обеда наш разговор завершился, и мы расстались, оба уверенные, что это не последняя наша встреча.

Понедельник, вторник, среда прошли в обычной бюрократической круговерти, а в четверг по наркомату поползли слухи о письме Троцкого, направленном им восьмого октября в Политбюро. Согласно этим слухам, Троцкий выступил против зажима партийной демократии. Так-так, все пока идет, как и шло в моей истории. Никакой видимой реакции на наш с ним разговор Лев Давидович не демонстрирует. Да и вокруг меня никакого шевеления пока не видно – а ведь некоторых моих слов Предреввоенсовета никак не мог пропустить мимо ушей.

По зрелом размышлении решаю не гнать волну и подождать развития событий. Излишняя суета может только навредить. Было бы чересчур большим самомнением воображать себя мастером политической интриги. Любые неосторожные шаги могут привести к тому, что я заиграюсь и попаду под раздачу без всякой пользы для дела.

Как и ожидалось, через неделю появились новые, гораздо более неожиданные для мирка советских служащих слухи. Если про то, что Троцкий бодается с большинством Политбюро, не вынося пока этих конфликтов на люди, было известно уже довольно давно, то вот направленное в ЦК ВКП(б) письмо, подписанное сорока шестью видными деятелями партии (в том числе и членами ЦК), было весьма необычным событием. Обличение бюрократизации партии и государства и требование реальной партийной демократии, содержащиеся в письме, стали предметом многочисленных кулуарных разговоров среди партийцев, да и не только.

Очередной телефонный звонок, раздавшийся в среду, 17 октября, при всей его ожидаемости меня все же удивил.

– Здравствуйте, Виктор Валентинович. Вас беспокоит Бутов Георгий Васильевич, управляющий делами РВС СССР. Не могли бы вы подойти ко мне завтра, восемнадцатого числа, прямо с утра. В девять тридцать вас устроит?

Бутов, Бутов… А что я о нем знаю? Да ничего! Зачем же ему нужна эта встреча? Непонятно…

– Простите, Георгий Васильевич, а каков будет предмет разговора?

– Не по телефону, – коротко бросил мой собеседник.

А, ладно! Кто не рискует…