Уроки обольщения - Бронвин Скотт

Лишь мельком взглянув на возвышавшийся перед ним дом, он понял, куда пришел, сам того не осознавая. Именно в этом месте ему нельзя было находиться: у дома Клэр после полуночи. Джонатан не имел права здесь быть. Он не мог пообещать ей ничего, кроме того, о чем говорил в книжной лавке, а этого было недостаточно. Он не мог сделать ей единственного предложения, которое леди из хорошей семьи могла бы принять от джентльмена, – предложения руки и сердца. И не потому, что она этого не заслуживала, а потому, что этого не заслуживал он. Если даже предположить, что они могли бы пожениться.

Постойте!.. Брак? Так вот что скрывалось в его бушующих мыслях все эти дни? Даже если это возможно, мысль о женитьбе после нескольких уроков французского и поцелуев украдкой казалась чересчур смелой, какими бы соблазнительными ни были те поцелуи. Он просто предвосхищал события. Брак означал бы, что он достоин ее. Но мужчина, который бросил своего брата в чужой стране, не заслуживает не только Клэр, но и личного счастья с любой другой женщиной, потому что когда-то лишил собственного брата этого права на счастье. И все же он имел наглость притворяться, что имеет на это право. Он нечестно поступил с братом, и ценой обмана стала жизнь Томаса! Каждый раз, смеясь, каждый раз, испытывая хоть легкий намек на радость, он вспоминал, что его брат уже никогда не испытает эти чувства.

А когда в его жизни появилась Клэр, напоминания об этом стали постоянными. Почти. Радость и ощущение умиротворенности стали такими всепоглощающими, что он забывал обо всем, и порой забывал даже о чувстве вины. И это еще больше пугало его. Он уже привык жить с чувством вины. И не знал, сможет ли жить без него.

Джонатан взглянул на дом. Снова это знакомое чувство вины. Порой вина заставляла его действовать решительно, а иногда он ощущал себя связанным по рукам и ногам. Все зависело от обстоятельств. В последние дни он чувствовал себя скованным цепями сожаления в клетке своего разума. Он не должен был позволять Томасу уезжать одному по той дороге. Но он позволил и теперь расплачивался за свое решение каждый день, с момента возвращения с континента; он потерял способность говорить по-французски, потерял право на счастье. И это было правильно: он не заслуживал счастья. Да и разве он может быть счастливым? Почему его жизнь должна продолжаться, когда жизнь брата оборвалась семь лет назад?

Подобные мысли не беспокоили его до настоящего времени. Каким-то странным образом раскаяние дало ему направление, в котором ему стоило двигаться дальше. Оно подарило ему чувство долга, необходимость действовать, чтобы оправдать свою неудачу в поисках Томаса. Когда-то он позволял чувству вины управлять своей жизнью. И это его вполне устраивало.

Но теперь он больше всего на свете желал того, чего не мог иметь и чего не заслуживал. Свободы выбора. Он по-прежнему выбирал Вену. Он мечтал о мире в Европе и мог бы сделать все, чтобы этого достичь. Но возможно, он предпочел бы поехать туда один. Однако он не мог этого сделать, рискуя лишиться назначения на этот пост. Если он не женится на Сесилии, лорд Белвур помешает его планам. И дело не в голосовании – в палате лордов не подтверждались назначения на важные посты, но отец Сесилии имел свои рычаги воздействия на ситуацию: деньги, поддержка серьезных лиц, связи – все, что помогало добиться успеха за границей. И всего этого Джонатан мог лишиться.

Но он хотел добиться успеха самостоятельно. Он не хотел, чтобы его воспринимали серьезно лишь потому, что он сын высокопоставленного человека, не хотел, чтобы его избрали на важный дипломатический пост благодаря связям его жены. Он хотел заслужить эту честь. Джонатан не осознавал, насколько его назначение зависит от Сесилии, пока она открыто не призналась ему в этом сегодня вечером.

Джонатан поднял с земли несколько мелких камешков. Он взвесил один на ладони, пытаясь вспомнить, где находится окно Клэр. Оно было в задней части дома и выходило в сад. Он убеждал себя, что хочет увидеть ее, чтобы узнать, в порядке ли она. Однако отчасти это была ложь. Он просто желал увидеть ее. Она была ему необходима. Что бы дальше ни произошло, она могла бы помочь ему разобраться в неприятных открытиях этого вечера, просто находясь рядом с ним. Или помогла бы ему забыть обо всем.

Джонатан проскользнул через калитку, ведущую в сад. Ему пришлось станцевать вальс, а затем вытерпеть целый час ужина, который, казалось, длился бесконечно, и только затем уехать с бала. Время близилось к двум часам ночи. Ему следовало ехать домой. Но вместо этого он отослал экипаж, а сам пришел сюда. Возможно, он действительно перелезет через решетку ограды. Он забрался бы на вершину высокой горы, лишь бы увидеть ее. И правда заключалась в том, что если он и обретет покой сегодня ночью, то лишь в объятиях Клэр, и будь проклято это будущее.

Ах, так оно и есть! Третье окно в задней части дома. Он был уверен, что это ее спальня. Его охватило возбуждение в предвкушении близкой победы. Рядом с окном располагался небольшой полукруглый балкон из кованого железа, выполнявший декоративную роль. На нем можно было стоять, наслаждаясь теплом утреннего солнца. Победный восторг сменился острым возбуждением. Сгорая от желания, Джонатан представил Клэр на этом балконе, с распущенными волосами, ее лицо поднято навстречу восходу, сквозь ее белую льняную рубашку просвечивает неяркий солнечный свет.

Однако, стоя здесь и предаваясь мечтам, он ничего не добьется. Джонатан бросил камешек. Он с тихим звоном ударился об узкие французские двери балкончика. Джонатан сосчитал до десяти и немного подождал. Нет ответа. Он бросил второй, а затем сразу третий камешек. Но Клэр не появлялась. Никаких признаков жизни.

Джонатан поморщился. Если она не выйдет, он сам придет к ней. Его уже ничто не остановит. Ему придется забраться наверх по решетке для плетистых роз. Он внимательно осмотрел решетку, определяя расстояние между ней и балконом. Он заберется по решетке наверх, а затем ему придется напрячь все свои мускулы, чтобы преодолеть промежуток в том месте, где заканчивалась решетка и начинался балкон. Он просто должен подтянуться наверх. Все вполне выполнимо.

С земли. Однако с семиметровой высоты, на которую ему предстояло подняться, все выглядело несколько иначе. И еще эти шипы. Через десять минут, вспотев от напряжения, Джонатан понял две вещи: летние розы только пахнут приятно, а на самом деле их по праву можно считать цветами дьявола. Стоило ему схватиться за стебель, как он натыкался на острые шипы. В результате он сильно поранил руки. А второе: вечерний костюм и танцевальные туфли совершенно не подходили для того, чтобы карабкаться по решеткам. Однако была и хорошая новость – его темный фрак больше не стягивал его тело, разойдясь по центральному шву на спине, что стало невероятным облегчением. Но Джонатану было абсолютно все равно. Он чувствовал себя так, будто совершил восхождение на вершину Альп. Наконец он дотянулся до дверей и распахнул их. Клэр была в комнате. Она мирно спала. Ее каштановые локоны разметались по подушке, грудь мерно вздымалась.

На Джонатана снизошел покой и умиротворение.

Еще не пробудившись окончательно, Клэр почувствовала, что в комнате кто-то есть. Каким-то неведомым чувством она поняла, что это он.