Властелин суда - Роберт Дугони

Слоун крутит в руке замок почтового ящика. На нем нет ни одной царапины.

Офицер полиции говорил о замке от входной двери Слоуна, но теперь Слоун вдруг понял, что с тем же успехом это можно отнести и к замку почтового ящика. Тот тоже был сбит. И дело не в неисправности. В таком случае это влечет за собой цепочку фактов, требующих тщательного осмысления. Тот, кто вскрыл его квартиру, вскрыл и почтовый ящик. Оба происшествия слишком схожи, слишком близки по времени, чтобы быть простым совпадением. А если это так, то мотив преступления меняется целиком и полностью. Это не был просто недоброжелатель, вознамерившийся нанести как можно больше ущерба имуществу Слоуна.

Щелк.

Мысленно он вновь перенесся в хаос развороченной гостиной. Решетки отопительных батарей были сорваны, мебель вспорота. Они что-то искали.

Щелк.

Он крутит в руках замок почтового ящика, ящик был пуст.

Они рылись в его ящике, надеясь найти что-то. Щелк.

Мельда, стоя на площадке, протягивает ему кипу конвертов.

На этот раз не так уж много — счета и ерунда всякая.

Щелк.

В офисе, проглядывая почту, он обратил внимание на бурый конверт с адресом, написанным от руки. Нет, не только счета и ерунда всякая.

Он машинально бросил взгляд на сиденье, потом вспомнил, что оставил портфель в офисе, предварительно набив его почтой. Хотел было выйти из машины, но удержался.

У тебя разыгралось воображение. Нет никаких оснований считать, будто в том конверте есть что-то, кроме счетов и всякой ерунды. Возможно, там сертификат, дающий право на несколько дней отдыха в Лас-Вегасе или Палм-Спрингс, если выдержишь полуторачасовые разглагольствования о том, как выгоден тайм-шер.

Он включил радио, но и с музыкой мысли продолжали крутиться, перебирая частички пазла, прилаживая одну к другой, пытаясь создать из них связную картину. Мельда не заметила взломанного ящика, из чего следует, что она вынимала почту до проникновения туда кого бы то ни было.

Желудок свело от боли. Он взглянул на часы, вытащил из бардачка сотовый и быстро набрал номер. Гудок.

Ответа нет. Второй гудок. Ответа нет.

И в третий раз точно так же.

Щелчок включившегося автоответчика. Он нажал на кнопку отмены и взглянул на время на приборной доске: 10:00. Лотерея-бинго уже больше часа как завершилась. Мельда должна была вернуться домой.

Мельда Деманюк повернула ключ в замке и нажала на дверную ручку. Заперто. Она досадливо вытащила ключ, вложила его в новый, недавно вставленный замок и повернула в ожидании щелчка, как и учил ее Дэвид. Опять сунув ключ в первый замок, она подергала им. Бывает, заедают зубцы. На этот раз дверная ручка подалась легко.

Ей казалось, что, уходя на лотерею, она заперла дверь на оба замка, но память ее, слабея с каждым днем, преподносила все новые сюрпризы. По всей видимости, она забыла запереть дверь как следует, а придя домой и отпирая замок, заперла его. Она вздохнула. Столько хлопот, столько сложностей.

И все же она выдавила из себя улыбку. Нет, она не будет портить себе настроение из-за такой глупости. Особенно в такой вечер. Ведь она выиграла бинго! Впервые! Когда выкрикнули «Б-5», она чуть не запрыгала от радости. «Бинго!» — это прозвучало визгом собачонки, которой наступили на хвост. Зал церковного собрания взорвался смехом, а потом аплодисментами, когда, встав, она отправилась за выигрышем — огромным, целых 262 доллара. Она сжимала в сумочке эти деньги, казавшиеся ей целым состоянием. Она уже знала, на что потратит выигрыш. Она купит Дэвиду свитер — тот самый, который видела в витрине магазина на набережной. Он так по-доброму к ней относится, не от всякого сына дождешься такого.

Распахнув дверь, она щелкнула выключателем. И уронила сумочку. Обе руки ее поднялись, зажимая рот, из которого несся беззвучный вопль. Уже на пороге в глаза бросился разгром. На бежевом ковре валялись вдребезги разбитые керамические фигурки ангелов из ее коллекции. Картины выдраны из рам, обивка мебели вспорота и порвана в клочья. Разгром был и в кухне: тарелки и чашки лежали вперемешку с кастрюлями, сковородами и продуктами, вываленными из холодильника. А ее свежеиспеченный яблочный пирог разбросал по линолеуму свою присыпанную корицей начинку.

Ноги стали ватными и не держали ее. Она уцепилась за кухонный прилавок, дрожа, как от внезапного порыва ледяного ветра.

Что же делать? Господи, что же делать?

Ее обуял страх. Выхватив из духовки сковороду, она прижала ее к груди, как бесценную фамильную драгоценность.

Дэвид. Позвать Дэвида.

Она попятилась, оступаясь на каких-то обломках; очутившись на площадке, ринулась вверх по ступенькам, карабкаясь так, словно в этом было все спасение, с усилием, как по глубокому снегу. На верхней площадке она уцепилась за перила, без сил, отдуваясь, неспособная даже произнести имя Дэвида, позвать на помощь. Она толкнула его дверь и шагнула внутрь. В голове у нее был разброд, все перемешалось, как кусочки пазла-головоломки. Он стоял в кухне спиной к ней.

Она набрала воздуха в легкие, чтобы что-то сказать.

Он повернулся.

— Вы! — ахнула она.

Чарльз Дженкинс прихлопнул автомобильную дверцу подошвой сапожка: руки его были заняты тремя пакетами с провизией и пятидесятифунтовым мешком собачьей еды. Заперев на ночь в конюшню арабских жеребцов, он рискнул съездить в Стэнфорд за продуктами: они были на исходе, к гостям он не готовился, и Алекс Харт придется побыть у него некоторое время, до тех пор хотя бы, пока он не прикинет что к чему. Если Джо Браник поручил ей доставить Дженкинсу папку, то он, должно быть, чувствовал опасность. Его смерть подтвердила опасения. А это означало, что жизнь и Харт, и его, Дженкинса, теперь под угрозой. Последние тридцать лет Дженкинс прожил спокойно лишь потому, что он, как и другие, считал папку уничтоженной. Ее неожиданное возникновение все переменило — переменило для всех.

Ветви можжевеловых деревьев и тсуги покачиваются над головой — верный знак того, что поднимается ветер, как часто бывает в сумерки в это время года, и порывы его относят звуки. Ни Лу, ни Арнольд и не подумали выбежать ему навстречу.

Вот тебе и лучший друг человека! Стоит появиться бабе, и эти твари напрочь забывают о службе — прямо дезертиры какие-то. Уж, наверно, бродят по пятам за Алекс Харт и не сводят с нее преданных глаз, как влюбленные подростки! Трудно их винить.

Женщины, которых он приводил в дом, обычно пахли виски «Джим Бим» и «Мальборо», а наутро исчезали. Большинство из них влекло к нему лишь любопытство. На острове он оставался диковинкой, и не только из-за черноты и мускулистости: бытовало представление, что такой крупный сильный мужчина и в любви будет по-ослиному упрям и ненасытен. Когда Дженкинс поселился на острове, местное общество было сплоченнее братства ирландских монахов. Моментально поползли слухи — какой-то черный купил ферму Уилкокса. Возможно, и из-за этих слухов Дженкинс вел жизнь замкнутую, и слухи обрели очертания самые фантастические. Во время его редких вылазок в городок большинство жителей его сторонились, хотя кое-кто из местных парней, хлопнув для храбрости стаканчик-другой, под влиянием выпитого следовал за ним по пятам — так охотник преследует оленя, за которого обещана награда. Когда мог, Дженкинс старался улизнуть, если же это оказывалось невозможным, старался побыстрее закончить разговор и отделаться от них. Это еще больше подогревало слухи. Его оставили в покое — эдакое упрямое своенравное животное.