Охота на бабочку - Аркадий Трифонов

Они проехали еще квартала три, свернули в неприметный тихий переулок и там остановились у подъезда пятиэтажного «дворянского» дома — с эркерами вместо балконов и лепными вензелями под крышей. Шофер предварительно вышел из машины, распахнул над головой открывшего дверцу шефа зонт.

— Будь через два часа, — коротко бросил ему Калугин, перехватывая зонт.

И, тщательно обходя лужи и потоки воды, направился к подъезду.

Юля открыла дверь в черном вечернем платье, которое он сам ей выбирал и очень любил, в туфельках «от Рикель» на высокой шпильке — и радостно распахнула глаза:

— Макс, ты?..

Она потянулась к нему для поцелуя. Но он шагнул мимо нее в прихожую и сказал с невольным раздражением в голосе:

— Глупый вопрос!.. Глупее может быть только ответ: «Да, дорогая, это я…» Но, может быть, я не вовремя?.. Ты ждала кого-то другого?..

Обида вспыхнула у нее в глазах, но она сдержалась, постаралась не подать виду:

— Нет, но… я не думала, что ты выберешься в такой ливень… Ах, какие розы! Боже, прелесть какая!.. А как пахнут, с ума можно сойти!..

Ее ахи и восторги были совсем не к месту и раздражали его еще больше, учитывая, как сегодня для него начался день. Он знал, что она искренне радуется его приходу, что ей приятно оказываемое им внимание. Но при этом в голосе ее всякий раз, когда он делал ей подарки, чувствовалась какая-то наигранная фальшь. Откуда это у нее?.. Неужели нельзя как-нибудь иначе выразить свое отношение?.. Он давно хотел ей об этом сказать, но боялся обидеть. А сегодня она попала под горячую руку.

— Послушай, — досадливо произнес он, окончательно складывая зонт и бросая его в угол. — Почти два года я дарю тебе одно и то же. И каждый раз ты делаешь изумленные глаза, ахаешь, как будто большего сюрприза в жизни у тебя не было!..

— Но мне действительно приятно тебя видеть…

Она вновь сделала попытку его обнять, но он и на этот раз оставил ее жест без внимания. Прошел в комнату, плюхнулся в кресло перед журнальным столиком и заговорил, словно хотел выплеснуть за один раз все, что накопилось ранее.

— Юля, мы, как в кино, играем одну и ту же сцену — сто раз подряд!.. Сто раз одно и то же!.. И каждый знает наперед, что будет дальше, какие слова будут сказаны и в какой момент… Неужели тебе это не противно?..

Она присела перед ним на корточки, провела ладонью по его волосам:

— Что с тобой, милый?.. Опять голова?..

— Да что вы все зациклились: «голова, голова»!.. — В нем постепенно закипала ярость. — Моя голова тут ни при чем… Два года! Дубль сто первый!.. Начали!.. Знаешь, мне иногда хочется…

Он вдруг схватил ее за плечи. Юля давно ждала этого и с готовностью потянулась навстречу, но он грубо притянул ее к себе, повалил в кресло, давя ногами выпавшие у нее из рук и рассыпавшиеся по полу цветы.

И, уже не помня себя, рванул платье у нее на груди. Тонкий шелк с треском разошелся на две половины.

— Отпусти! — вскрикнула она.

— А чего ты волнуешься? Я тебе еще такое же подарю! Еще десять, на десять лет вперед… на сто…

— Мне больно! — сквозь слезы выкрикнула она.

Калугин словно очнулся, разжал пальцы.

— Извини… — он мучительно сжал ладонями виски.

Юля вскочила, запахивая на груди разорванное платье.

— Я знаю… давно догадывалась, что нужна тебе как… как шлюха! — заговорила она, глотая слезы. — Ничего другого ты во мне не видел. Приехал, когда захотел, сделал свое дело, расслабился и — отдыхай, девочка! Наверное, у тебя есть еще такие, но они требуют больше, с ними сложности. А я же дура, я всегда под рукой… Я знаю, чего ты боишься, — покушения на твою свободу. Что я в один прекрасный миг припру тебя к стенке и скажу: все, милый, поиграли, теперь добро пожаловать в загс. Это для тебя самое страшное. А то, что я устала быть при тебе девочкой по расписанию, тебя не волнует!..

«А ведь она права, — подумал вдруг Калугин. — Сказала то, о чем я уже думал, только боялся сказать вслух… Не надо ее больше мучить. Лучше сразу и навсегда…»

— Извини, — он встал и направился к двери. — Я не знаю, что со мной происходит в последнее время… Но… Давай сегодня расстанемся, а там будет видно…

— Не уходи!.. Не бросай меня!.. — услышал он отчаянный крик за своей спиной.

Калугин сбежал по лестнице, распахнул дверь подъезда. Перед глазами возникла густая завеса дождя. «Черт, мобильник остался в машине!..» Он посмотрел на «Ролекс» у себя на запястье. Так и есть, его водитель всегда соблюдал пунктуальность, а ждать оставалось больше часа. Сегодня ему определенно не везло. Но торчать здесь, в подъезде, и вовсе глупо. Калугин раскрыл зонт и решительно шагнул под дождь.

Он шагал по совершенно безлюдному бульвару мимо мокрых скамеек, время от времени отбрасывая с лица лезшие в глаза мокрые пряди волос. Туфли безнадежно промокли и беспомощно хлюпали при каждом шаге. В детской песочнице, как в бассейне, кружились забытые игрушки. В теремке укрылась застигнутая стихией парочка.

Калугин забыл уже, когда в последний раз ходил по городу пешком. Все время из офиса в машину, из машины в офис или в аэропорт, в котором он тоже словно прописался. И теперь он вдруг ощутил сладкую неприкаянность на пустынном бульваре, как бывало когда-то в детстве, в родном городе у моря. В ту пору ему не раз случалось возвращаться поздним вечером после занятий в институте. И стены спящих домов, стеклянно-зеленые при свете фонарей, дробно отражали одинокий звук его шагов…

Вдруг он заметил, что на бульваре не один. Впереди шла девчонка, простоволосая и без зонта. Не мчалась, вжав голову в плечи, а неторопливо шлепала по лужам босыми ногами, держа в руках туфли и подставляя лицо навстречу дождю. Калугин невольно прибавил шагу и очень скоро почти ее догнал.

Насквозь промокшее платье прилипло к телу. Мокрые русые волосы косицами спадали на лицо, открывая маленькие крепкие уши с дешевыми сережками. Девчонка обернулась, словно почувствовала его сзади, но не испугалась, а только фыркнула, сдувая капли с губ. И неожиданно подмигнула.

— Привет! — весело сказала она.

— Привет, — в тон ей ответил Калугин.

Он вдруг почувствовал необъяснимую симпатию к этой девочке под дождем.

— Забыла дома зонт? — спросил он, чтобы как-то поддержать разговор.

— Ненавижу зонты! — Она затрясла головой так, что брызги полетели в сторону Калугина. — Люди под зонтами одинаковые все, как… грибы. Толпа сыроежек…

Она прыснула, метнув в его сторону лукавый взгляд:

— И ты тоже похож на сыроежку!..

— Почему? — невольно опешил Калугин.

— Потому… В костюме, при галстуке и под зонтом.