Ловчие удачи - Вячеслав Седов

— Дело в том, — перебил дуэргар, значительно подняв указательный палец, — Что с нашим, как ты выразилась, «провожатым» — другое дело. Опытного вора не так просто застать врасплох. Пусть он и один, так как, будь у него соратники, давно бы нагнал и устроил кровавую баню, но и в одиночку представляет немалую опасность. Кеарх — искусный сукин сын, и Карнаж вряд ли смог бы так просто его убить… Да и, черт возьми, доберемся до Лангвальда, а дальше не твои заботы. Феникс сам нашел на свою жопу приключение. Вот пусть до конца и разберется. Не впервой ему, поверь.

— Странно, мне всегда казалось, сколько я его помню, что он…

— Что? — не удержался от улыбки Филин, — Вы с ним не так часто, как я понял, встречались. По его рассказам, дороги вас как случайно сводили вместе, так и разводили каждого в собственную сторону. С «ловцами удачи» постоянно так. Они исходят сотню дорог, заимеют хоть тысячу знакомых, а своего угла у них как не было, так и нет. Привычка.

— А ты сам? — изумилась Скиера такой отповеди от того, кто занимался подобным ремеслом до седин.

— Все так же, как я и сказал, только я еду в Лангвальд, чтобы там остаться, а мой добрый друг за тем, чтобы вновь куда-то отправиться. Уверен, он своими острыми ушами наловит много интересного в гостинице Николауса, и ему будет чем заняться. Благо заведение мэтра кишит слухами, сплетнями и прочей дребеденью. Иной раз попадаются действительно выгодные предприятия, если выгорят.

Полуэльфка бросила на мирно посапывающего Карнажа озадаченный взгляд.

В детстве, по вечерам, когда они в приюте для сирот собирались вокруг старого камина и молодая монахиня из феларского ордена «Милосердие» читала им сказки, Скиера внимательно слушала и запомнила их все. Книга была старая, и многих страниц не хватало, отчего сказок без начала и конца было гораздо больше, чем с завязкой и развязкой довольно простых сюжетов. Очень часто монахиня сама придумывала окончание историй. Но была одна сказка, которую полуэльфка особенно запомнила, потому что вразумительную концовку их наставница так и не смогла сочинить. Это была сказка о мальчике, который родился сыном ларонийской знатной эльфки и сбежал от родичей, когда его мать умерла, в поисках приключений. Его приютила семья феларских крестьян, но, не смотря на свою красоту, мальчик оказался очень холодным и жестоким…

Феникс ей в самом деле был симпатичен, но, чем больше она про него узнавала, тем больше понимала, что это только на первый взгляд. Он все сильнее напоминал ей того самого мальчика из сказки, который отправился бродить по свету со своим жестоким сердцем, когда его прогнали из дома приютившие крестьяне. А дальше… Страниц этой странной сказки не было, и начиналась совсем другая история. Как всегда про принцев, принцесс и драконов…

* * *

Гостиница с простым и незатейливым названием «У мэтра Николауса» была довольно большим и вместительным пристанищем для всех желающих, исходя из того числа странников, что ежегодно топтали Большой Северный Тракт своими сапогами.

Здание было в целых четыре этажа — постройка невиданного размаха для такого места как Лангвальд. Его и городом-то можно было назвать с натяжкой. Большинство жилищ строились на деревьях и лишь несколько не особо выразительных строений наполняли центр города, раскинувшегося на берегу Покинутого Моря. Ни верфи, ни пристаней, ни лодок — ничего не показывало хоть какого-то отношения жителей к водной глади. Она просто являлась памятником былым потрясениям, после которых в море больше не водилось ничего живого, ни рыб, ни растений и в спокойную погоду через кристально прозрачную воду можно было созерцать зловещую картину пустого, оголенного дна из камней и песка.

Пожилой постоялец, осадивший у порога свою лошадь, едва устроился в снятой им комнате, как под вечер ушел один на берег моря. На ту самую пограничную полосу в несколько десятков ярдов шириной, что на веки отделила живых существ от мертвых вод. Он сидел там и любовался полной луной. Мрачная романтика этого места всегда влекла его словно фивландский магнит. С одной стороны — огни Лангвальда и городской шум, с другой — пустота до самого горизонта, словно край мира и правда находился где-то там, далеко, у самого горизонта.

Шрам испустил тяжкий вздох и провел своей сухой морщинистой рукой по обвисшей коже на шее, где красовался заметный даже сейчас, через много лет, след от петли. Что-то сдавило горло и он тяжело закашлялся. Продленный заклятиями жизненный путь подходил к концу. Он чувствовал это, хотя бы потому, что очень часто в последнее время сознание посещали назойливыми кошмарами старые воспоминания. Видения, где грубая веревка стягивает горло, и чей-то безжалостный кнут стегает по крупу лошадь, уводя из-под дрожащих ног белокурого юноши последнюю опору, отделяющую его от небытия.

Вместе с остальными пробудилось и еще одно старое воспоминание. Казалось, оно очень давно оставило его, пошатнувшийся после крушения Ордена Стихии Воды, разум: чернокнижник снова видел перед собой злые, горящие во тьме изумрудным пламенем глаза последнего из Xenos — Аира А'Ксеарна. Этот «белобрысый демон» рассек ему лицо саблей, когда триумф был так близок…

Маг помрачнел. Почему опять эти мысли посетили его, ведь этого врага давно нет в живых? Пусть смерть последнего Xenos и не была его заслугой, но к гибели последователей Шрам приложил-таки свою руку, и не раз… А тот триумф должен был стать триумфом молодого аспиранта Синэя, но превратил юношу в того, кого теперь немногие помнили как Шрама. Ирония судьбы состояла в том, что подлинное имя сохранилось только в памяти врагов, последнего из которых маг сокрушил с десяток лет назад. Но время теперь не имело значения. Он обречен на незавидную участь призрака эпохи Сокрушения Идолов, не смея претендовать на спорное в своей почетности звание «наследия».

Из какой-то, непонятной тогда ему самому зависти, Шрам хотел уничтожить всех, кто подлинно был Наследием. Ведь сторонников у Аира имелось не так много. А уж в живых осталось и того меньше — по пальцам одной руки перечесть. Давно Шрам хотел поквитаться, но успел застать только одного — старого мастера с острова Палец Демона, который, как оказалось, приютил потомка Xenos. Словно малюсенький черепок от разбитого горшка, что не достала из дальнего угла метла времени.

Старый мастер был не промах, но годы брали свое, и Шрам, не без труда, но убил островитянина. Да что там? Испепелил мощным заклятием и весь сказ! Чернокнижник позже не без удовольствия вспоминал последние слова, которые он бросил бывшему мастеру «Диких мечей», ведь ранкены сами нередко произносили что-нибудь эдакое над умирающим противником…

Молодого ученика он отбросил, как щенка, даже не используя магию, а просто хорошенько резанув того по лицу припрятанным за пазухой шабером. Это получилось случайно, но Шрам был настолько доволен удачным совпадением, что посчитал это достаточным и забрал меч старого мастера, бросив у тела лежащего без сознания ученика тот стилет, которым оставил на юношеском лице горизонтальную рану.

Подул сильный ветер, кроны деревьев закачались и, через шум листвы, послышалось карканье ворон и звон с колокольни церкви феларской миссии, расположенной недалеко от того места, где сидел Шрам. Маг потер глаза — нет, ему не показалось, по берегу прямо к нему шел большой черный пес. Руки и ноги отказывались слушаться, но Шрам не паниковал. Бессмысленно было скидывать путы pishogue.[12]Он же сам наладил устойчивую связь для собственной пользы с той плоскостью мироздания, где обретались многие, кто обладал незаурядными знаниями в области колдовства и прорицания. Те, кого принято было считать объектами суеверий простых смертных — разношерстное сборище существ из иных, слишком близких миру плоскостей и измерений.