Сокровищница ацтеков - Томас Жанвье

– Клянусь Юпитером, – воскликнул он, – это хороший урок для меня! Надо взять конец цепи, раскачаться на ней и перемахнуть на ту сторону!

Янг уже снял цепь с крюка и пробовал ее на крепость. На ее конце находилась перекладина, достаточно большая, чтобы за нее ухватиться. Как перекладина, так и сама цепь были выкованы из блестящего твердого металла, образцы которого мы встречали теперь так часто. Верхний конец цепи был прикреплен высоко над нами за выступ скалы, почти близ центра ущелья, так что немного требовалось силы, чтобы, ухватившись за перекладину, хорошенько раскачаться и перемахнуть через пропасть к обрыву на другой стороне. Но я должен сознаться, что мысль о такой переправе вызывала у меня дурноту, никогда еще так пламенно не желал я вернуться назад в мой кабинет в Анн-Арбор!

– Ну, кажется, тут все в порядке, – сказал Янг. – Впрочем, я попрошу вас, Рейбёрн, повиснуть на цепи со мной вместе. Ведь это не шутка, если она оборвется, когда человек будет на полдороге. Осторожность не мешает ни в каком деле.

Когда же цепь выдержала и двойную тяжесть, он прибавил:

– Ну, теперь я попробую, – и, говоря, он разбежался, держась за цепь, и прыгнул в бездну.

Сердце у меня замерло, когда он опустился вниз, но в ту же минуту цепь поднялась могучим взмахом и Янг благополучно очутился на другой стороне.

– Отличное изобретение! – крикнул он нам оттуда. – Перемахнуть сюда так же легко, как и катить бревно.

И чтоб доказать легкость переправы он перемахнул к нам обратно.

Пабло сильно беспокоился, присматриваясь ко всему происходившему, и встревоженно спросил:

– Как же нам быть с Мудрецом, сеньор?

– Пустяки, – тут же отозвался Янг, обращаясь по-английски ко мне и Рейбёрну. – Переправить на ту сторону осла будет так же легко, как отворить и затворить дверь. Мы опять обвяжем его веревками, прикрепим к цепи и дадим ему хороший толчок так, что осел и не опомнится, как перелетит на ту сторону.

Но едва мы принялись приводить этот план в исполнение, как нашли, что он очень труден. Когда мы стали обвязывать Эль-Сабио веревками, он начал сопротивляться, вероятно, вспоминая с ужасом свое воздушное путешествие в гроте; упрямство животного еще более возросло, когда мы стали прикреплять веревку к цепи. Рейбёрн переправился на ту сторону заблаговременно и стоял, готовый принять Эль-Сабио, – он перебросил к нам цепь, привязав к ней камень. Тут, пожалуй, по причине нашей неловкости или из упрямства, осел, когда мы толкнули его вперед, вцепился передними ногами в край утеса и сдержал этим размах, так что не долетел до того места, где Рейбёрн мог схватить его руками. Потом Эль-Сабио перекачнулся к нам и опять назад; размахи цепи становились все короче, так что наконец он неподвижно повис над самой серединой пропасти в тысячу футов глубины. От страха бедняга начал корчиться и рваться, заставляя цепь греметь.

При виде такой неудачи Пабло обезумел от ужаса. Мы также были страшно испуганы не только за несчастное животное, но и за самих себя. Наша компания разделилась и, если цепь порвется от конвульсивных движений Эль-Сабио, мы будем разлучены навсегда. Рейбёрн, конечно, может отправиться дальше и, пожалуй, спасти свою жизнь, но для всех остальных не будет никакого спасения. Позади нам грозит голодная смерть, а впереди преграждает путь непроходимая пропасть.

Ожидая с каждой минутой разрыва цепи и гибели своего друга, Пабло совсем потерял голову, и с его стороны, по-видимому, никто не мог ожидать помощи. А между тем он-то и выручил нас. Быстро сообразив, как нужно поступить, он сделал подвижную петлю на конце длинной, веревки и ловко забросил это импровизированное лассо на шею Эль-Сабио, причем несчастное животное тотчас перестало биться и повисло неподвижно. Тут мы все вместе стали тянуть за веревку и в одну минуту благополучно перетащили Эль-Сабио на свою сторону; он был до того перепуган, что жалко было на него смотреть.

К счастью, его изнеможение облегчило нашу задачу; теперь, когда мы раскачали его, привязав веревку к цепи, ослик разом перемахнул через пропасть и Рейбёрн тотчас подхватил его. Как только цепь была отвязана, Пабло за веревку перетащил ее обратно, чтобы немедленно переправиться самому через ущелье и успокоить измученного Мудреца своими ласками и попечениями. Он так жалобно умолял нас дать Эль-Сабио напиться, что мы переправили ему бочонок с водой и ведро; с нашего дозволения бедный ослик выпил половину всего запаса воды. Никто не стал спорить с этим: бедняжка до того ослабел, что не мог бы продолжать путь, не освежившись прохладной водой.

Пока Эль-Сабио приходил в себя, Янг перебрался на ту сторону, затем мы переправили весь наш багаж, прикрепив веревки к цепи, мы спускали вещи с одной стороны и принимали с другой. Это было нетрудно и мы скоро закончили. Потом настала моя очередь совершить воздушный полет через пропасть. Она была до того глубока, что ее дно терялось во мраке, и сквозь эту дымку слабо виднелся только блеск потока. Сердце у меня страшно билось, когда я схватился за перекладину, сознавая, что, если отпущу ее, меня тотчас постигнет смерть в этой темной глубине, Я задыхался от волнения и ужаса, и в ушах у меня шумело. В сущности, мне следовало меньше бояться, чем другим, потому что к цепи были привязаны веревки и, если бы я не долетел с размаху на ту сторону, меня вытащили бы товарищи. К стыду моему должен признаться, что я охотно привязал бы себя к перекладине и таким образом переправился бы на манер багажного тюка, а не живого человека. Однако стыд за такое малодушие перед товарищами взял верх над страхом, и это было моим спасением. Держась руками за перекладину, я быстро разбежался, сильно оттолкнулся от края утеса и завертелся в воздухе. Сперва меня потянуло к низу, что сопровождалось ужасным ощущением – как при корабельной качке – точно у вас обрывается желудок. И тут, как раз в ту минуту, когда силы, казалось, покидали меня и мои руки чуть не выпустили перекладины, я заметил, что поднимаюсь снова; это несколько вернуло мне бодрость и я стал держаться крепче. Чтобы перелететь это короткое пространство, понадобилось не более десяти секунд, но мне они показались тогда – да кажутся и теперь, когда я о них вспоминаю, – целым десятком лет. До сих пор меня пробирает дрожь, когда я вспомню, как близок был тогда от ужасной смерти. Ведь едва только мне удалось встать на твердую почву на другой стороне обрыва, как перекладина выскользнула из моих рук, послышался лязг металла о камень, и когда я быстро обернулся, то увидел, как блеснула на солнце громадная цепь, падая в черную бездну под моими ногами.

Нет сомнения, что сильное дерганье цепи, в то время как на ней корчился и бился несчастный Эль-Сабио, расшатало закрепы, потому что цепь не лопнула, но сорвалась с крюка на верхнем конце. Я упал на землю в таком же изнеможении от испуга, как и бедный осел, и, подобно ему, жадно напился воды, а потом немного отдохнул, пока собрался с духом.

Все-таки я был счастливее фра-Антонио. Хоть я чуть не убился, но мой воздушный полет окончился благополучно; что же касается францисканца, то положение его было критическим. Он, вероятно, сознавал опасность, потому что твердо выпрямился и улыбнулся нам с кроткой невинностью. В самом деле, я не знавал другого человека, который, как этот монах, постоянно был бы готов расстаться с жизнью, дарованной ему Богом, и считал бы ее временным даром, полученным на хранение. Фра-Антонио никогда не забывал, что Господь может всякую минуту потребовать обратно этот дар, чтобы возвратить его к первоначальному источнику, откуда он взят. Но по той же самой причине францисканец считал себя обязанным дорожить этим залогом и беречь его. В решающую минуту он сам сообщил нам план своего спасения.