Убийство по графику - Алена Егорова

– Да прям! Вот она и есть чокнутая! Закатывала нам такие истерики! Осквернила наши святыни!

Увидев на лице Сергея немой вопрос, пояснила:

– В нашем храме нагадила на алтарь, зараза!

В душе взорвались аплодисменты, Сергей хвалил Люсю за такой экстравагантный и смелый поступок. Чтобы его улыбка не стала заметной для гадюки, он прикрыл ее ладонью.

– Как ее имя, она говорила?

– Нина, по-моему, если не врала.

– Она рассказывала о себе?

– Да плакалась тут. Что родители по-черному бухают, что мужик ее бросил. Что она несчастная такая. Да эта наглая девица вообще обвинила нас, что мы ее сына погубили!

– Почему вы год назад не рассказали это следователю?

Она замкнулась, глаза на секунду забегали, а лицо побледнело. Женщина сообразила, что сказала то, что, возможно, не следовало говорить.

– Да говорила, наверное, – быстро сказала она.

– Этого в деле нет. По допросу выяснилось только то, что девушка попала к вам «не в себе», пробыла какое-то время и сбежала.

Она закрыла глаза. Минуту молчала. Что творилось у нее в голове, можно только догадываться. Взяв, видимо, свои эмоции в руки, она открыла глаза и медленно, словно убеждая саму себя, ответила:

– Не помню. Не помню, о чем меня допрашивали. А кого спрашивали и не сказал, при чем я тут?

«Старшую сестру и спросить забыли?» – возмутился про себя Сергей. – Врет, нагло врёт. Не верю. Оступилась ты, милая, оступилась».

– Она у вас рожала?

Женщина вновь надела надменную маску. Нехотя, но, видимо, понимая, что она уже сказала лишнего, ответила, но хамский тон заметно поубавился:

– Да, тут. Родила пацана. А у нас не принято с пацанами тут быть. Кто парней рожает, мы всех восвояси отправляем. За калитку, не место им тут.

– Вы сказали, она сама сбежала.

– Так и есть. У нас принято сначала ритуал «Прощание с сестрами» проводить. Ну мы и хотели, как положено. Пришли к ней, а ее уже след простыл! Комната пустая была. Ну мы искать-то не стали. Ушла сама, так пусть, ей все равно дорога за калитку была.

– А малыш где?

– А я почем знаю. Ни ее, ни пацана не было. С собой забрала. А уж где он сейчас, так это у нее спрашивайте, – фыркнула она.

– Странное отношение у вас в общине. Значит, если девушка простая, ее можно на улицу с малышом. А как ваша наставница, так ей все можно?

Старшая сестра в изумлении взглянула на Сергея. С искренним изумлением.

– Вы о чем?

– Ну а как же? То, что у вашего Гуру сын воспитывался, это можно, значит?

Искреннее изумление на лице женщины стало ещё более выразительным.

– Какой сын? У Матушки девка. Девка! Непутевая, грешная девица! Такое горе для матери. У такой святой женщины и такая уродилась наследница!

– По нашим данным из роддома, у нее сын.

Женщина наивно хлопала глазами и явно пребывала в шоке от того, что говорил Сергей. Она плюхнулась на кресло, рассеянно развела руками.

– Быть того не может, – чуть ли не по слогам ответила она. – Ерунда какая-то – ваши данные. Не может такого быть. Понимаете, я давно тут. Я Сашеньку с трёх лет знаю.

– Кого? – переспросил он.

– Дочку ее Александра зовут. Наш лидер – очень радивая мать. О ребенке пеклась, все сама, все сама. Ни на секунду ее не бросала. Никому не доверяла уход. Сама растила, баловала, если требовалось, и наказывала, конечно. Строгая была. Ну а как иначе. Воспитание. Хотя не помогло. Девка выросла у нас на виду. По ней видно было, что не наша растет. Не примет она нашу жизнь. Мать думала, наследница будет, а тут вон как. Софья ее с пути увела. Софья.

– Каким образом, расскажите?

– Да была тут бунтарка. Красивая, хитрая и амбициозная очень. Думаю, у нее мысли были вместо Матери быть. А наша Мать такая, что ух! С ней не поиграешь, сильная женщина. Именно это Софью и останавливало. Кишка тонка у нее была, против такой тигрицы идти. А вот Александра-то в ней души не чаяла. Куда Софья, туда и Сашка. Смотрит на нее, не дышит. Та говорит, а Сашка чуть ли не в рот ей смотрит. Поняли мы, что попала девка под ее влияние. У нее такая мать в пример, а она нет, всегда у Софьи вьется. Уж и разговаривали с ней, и мать наказывала, все бестолку. А тут Софья пропала, собрала вещички, и нету. Что-то в их семье происходило между матерью и дочерью. Подросток. Говорят, трудный возраст. Так Мать помаялась с ней до 17 лет да решила отпустить восвояси. А что держать-то? Вот как раз Софья-то сбежала, через время Мать и дочь свою отпустила. Пусть живёт как хочет.

– Не понимаю я. Как так?

– Вот и я говорю. Девица у нее. А вы мне: сын-сын!

– А за что вы Нину избили? Ее когда нашли, у нее все тело в синяках было.

– Никто ее не избивал! – возмутилась женщина. – Опять вы со своей Нинкой! Что вам надо от нас? Сказано же, побыла тут, парня родила и ушла! Ушла! Девки у нас все тут, девки! От пацанов избавляемся! – почти перейдя на крик, убеждала она Сергея.

– Избавляетесь? – Сергей заинтересованно смотрел ей прямо в глаза, выжидая ответа.

Она вскочила с кресла и перешла в наступление. Шаг за шагом приближаясь к Сергею, надменно глядя ему в глаза, подперев руки в бока, начала теснить его к выходу. Снова злобно выплевывая слова, она четко сказала:

– Значит, так, где ваша Нина шлялась после нас, мне неведомо. Куда выродка своего дела, тоже неведомо. Было бы хорошо, если бы вы покинули нашу территорию!

– Хорошо, – согласился Сергей, – тогда мне поподробнее расскажет ваша Анна Иоановна.

«Гадюка» испуганно остановила свое наступление.

– Вы с ней тоже говорить будете?

– Обязательно, как вернётся – сразу же.

Она замялась. Страх упал тенью на ее лицо.

– Послушай, мужик. Ты не говори ей, что я тут разоткровенничалась про Нину, да и вообще. Узнает – выгонит к черту! А куда мне податься? Ни родственников у меня, ни жилья. Бомжем, что ли, идти на закате жизни? Не выдавай, плохо мне будет.

– Ну тогда ещё пару вопросов.

– Что тебе ещё надо знать, ирод? – взмолилась она.

– Вы ребенка вашей наставницы младенцем не видели?

– Нет, я же говорила. Она привезла ее трехлетней. До этого девочку ее тетка воспитывала, та умерла, и она привезла девочку в общину.

– А где ее дочь сейчас живёт?

– Ой, не знаю. Она тут и не появляется. А мы не спрашиваем. Я как-то попыталась узнать. Мать так на меня зыркнула, что мне понятно стало: не мое это дело. Вообще личная жизнь нашей наставницы для нас за семью печатями. Устав в нашей общине все соблюдают чётко. Провинилась – за ворота. А у нас никто уходить не хочет. Тут в основном все одинокие, ничего своего нет, идти некуда.