Инферняня - Лилия Роджер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И зачем он нам?
Нет, он нарочно?!
– Потому что там про Петера сто процентов что-нибудь есть!.. Только… Я там немножко пошарилась… То есть открыла одно письмо…
– И не закрыла его.
– Не успела, – сказала я, зная, что тут-то я прокололась.
Томас нахмурил брови-полоски:
– Если она это увидит, сразу же уничтожит ящик.
Он резко нажал на газ. Мы промчались на красный, прошли впритирку к киоску на углу и процарапали несколько решеток, разделяющих полосы, когда обогнули семенящую по пешеходной дорожке старушку с черным догом на поводке.
– Надеюсь, то письмо было о том, что у нее есть сын Петер и она его украла, – процедил Томас.
– Я не знаю! – виновато выкрикнула я, вцепляясь в ремешок ручки над окном. – Я не успела его прочитать, там мексиканка носится по всему дому! Но знаешь, какая тема была у того письма? «Сволочь», вот!
– О! – скептически произнес Томас, лихо выворачивая руль.
– Куда мы? – проговорила я, подскакивая на каком-то ухабе.
– В Штаб. Ты ведь пароль от ящика не знаешь? Там его вмиг раскроют.
– Да? – меня ударило о дверцу на очередном повороте, отчего голос сорвался на писк. Когда я снова обрела равновесие, то смогла договорить: – Боб?
– Нет. Он же сидит в нью-йоркском филиале. – Томас бросил взгляд на часы на панели. – Джина. Распрекрасная Джина Рыжая.
– Прозвище, что ли, такое?
Мы затормозили прямо у стеклянных дверей в банк, испугав до смерти (фигурально, я имею в виду) прохожих.
– Фамилия! – крикнул Томас, выскакивая и моментально скрываясь в здании.
Я рванула застрявший ремень безопасности и помчалась за ним.
Когда я вбежала в холл, Томас уже исчезал за дверью в глубине. Я тоже метнулась к двери, но на моем пути возник служащий (не тот, что был с утра) – с улыбкой вежливой и в то же время грозной. (Нет, вы видели такое сочетание? Да они тут просто артисты!) Брелок, да. Черт, где же он? Кнопка Хэлп на месте, а милой ромашки как не бывало!
Служащий произнес:
– Могу я вам помочь, мисс? Ищете туалет или выход?
– Брелок, – ответила я ему. – Такую ромашку с божьей коровкой.
– Да что вы! Ценная вещь?
Вот притворщик! Я лихорадочно ощупала цепочку, запустила руку за шиворот, не обращая внимания на косые взгляды пожилой дамы, заполняющей бумаги за столом недалеко от нас, и сказала:
– Я с Томасом Дабкиным. Он только что вошел.
– Не понимаю, о чем вы, мисс.
Да куда же он запропастился! Я собралась уже расстегивать блузку, как вдруг служащий схватил меня за воротник и – едва я успела отвесить ему плюху (слабую, надо сказать) – произнес:
– Зацепился за локон…
Он потер свою пострадавшую щеку и по цепочке вывел в мое поле зрения из-за моей же шеи брелок. Неудивительно. Меня так бросало сегодня туда-сюда в машине – и это не считая аварии, – что он мог бы оказаться вообще в ухе.
– Спасибо, – сказала я. – И извините.
– Ничего, – произнес он буднично, будто ему каждый день раздают оплеухи.
Хотела было спросить у него, где мне искать Джину Рыжую, но побоялась выглядеть еще большей недотепой. И потери брелока достаточно.
В коридоре опять пусто. Они, что же, даже за кофе или булочками не бегают? Вот когда Кэтрин работала в офисе (секретаршей), она жаловалась, что они с коллегой так часто перекусывают в кафе, что она прибавила два килограмма. (И это всего за месяц работы! Потом ее и эту коллегу уволили, уж не знаю, за что.)
Поеду на двадцать третий, а там спрошу про Джину. А Томас хорош! Бросил меня одну, и иди куда знаешь!
На двадцать третьем по-прежнему кипела работа. Я оглянулась в поисках Томаса, но его здесь не было. Две дамочки болтали друг с другом на булькающем языке, на котором разговаривают соотечественники Грыыхоруу. О, значит, не дамочки, а совсем наоборот.
Тот кривозубый дядька снова сражался: на этот раз не с принтером, а с монитором – дядька стукал прям в жидкокристаллический экран подставкой для карандашей и кричал:
– Работай, балбес! Нашел время!
Экран не разбивался и оставался невозмутимо черным.
И Джорджа, который встретил нас утром, не видно.
Я обратилась к пареньку, задумчиво печатающему на компьютере за ближайшим столом:
– Извините, вы не знаете, где Джордж?
Он поднял глаза – они оказались у него фосфоресцирующего зеленого цвета – и ответил:
– Джина вон в том кабинете.
И указал на стеклянную дверь в нескольких шагах от нас. Откуда он узнал, что мне нужна Джина? Он что же, умеет мысли читать? Круто. Хотела бы я знать, о чем думает, к примеру, соседская собака перед тем, как меня укусить. Может: «Какая у нее классная клетчатая юбка! Отхвачу-ка кусочек – я как-никак шотландский терьер, должен же у меня хоть носовой платок быть в национальных традициях!» А может: «Если я ее не покусаю, она перестанет меня уважать!»
Я подошла к стеклянной двери и попыталась разглядеть, что за ней, но она была матовой, виднелись лишь тусклые пятна света – видимо, от экранов компьютеров. Я стукнула разок по двери – для приличия – и вошла. Компьютеры у одной стены, диваны и кресла у другой. За машинами сидят несколько мужчин и одна огненно-рыжая девушка. Возле нее-то, склонившись к экрану, и стоял Томас.
На меня никто не обратил внимания. Я подошла к Томасу и заглянула через плечо девушки. Она подбирала пароль к ящику Вивиан: цифры и буквы мелькали в окошке маленькой программы в углу экрана, а в центре посекундно вспыхивала табличка «Пароль неверный. Повторите попытку».
– Может, это имя – Петер или Гермес? – говорю я.
– Или Ричард, – подхватил Томас и бросил мне: – Сразу нас нашла?
– Не подходит, – ответила девушка.
А я сказала Томасу:
– Да. Мне тут один этот, ясновидящий, помог.
– Ясновидящий? – удивился Томас.
– Ну да, который мысли читает.
– Телепат, что ли? – снова спросил он.
Вот непонятливый. И что за «телепат» такой? А Томас меж тем обратился к девушке:
– Джина, у вас кто-то новенький появился? Телепат?
– Нет у нас таких… – ответила Джина. – Что же за пароль у нее? Шифруется, как шпионка…
– Может, фамилия бабушки или матери… – предложил Томас.
– Уже проверила, – коротко сказала она и плавным жестом откинула на спину волнистую рыжую прядь.
– Какие у тебя волосы шелковые, – сказал Томас, улыбнувшись краем рта. – Особый шампунь?
А он, оказывается, бабник! То с Вивиан целуется, то волосы ему, видите ли, шелковые!