Бальзамировщик. Жизнь одного маньяка - Доминик Ногез

— Э-э… из Монреаля.

Директор-президент несколько раз энергично повторил это название, произнося его на английский лад, и добавил:

— It's a nice city![57]

Рыжеволосая женщина, казалось, была в замешательстве.

— Вообще-то я… you know, I'm French-speaking.[58]

— Excellent! — воскликнул он, опять же произнося это слово по-английски, и поднялся, чтобы плеснуть себе в бокал скотча. — So, you are French-speaking! It's such a nice language![59]

— Sure…[60]Но, может быть, мы могли бы перейти…

— Ах да, конечно, извините!

Воспользовавшись небольшим движением, я приблизился к Мейнару и Моравски. Они говорили о большой партии черновиков, писем, фотографий, газетных вырезок и различных счетов, которую Маршаль, наша местная знаменитость, передал в дар муниципальной библиотеке.

— Какое самомнение! — хихикнул Мейнар. — Это при жизни-то!

— Двенадцать коробок, — уточнил Моравски.

— Кому это интересно?

— Историкам, может быть?

— Ну, разумеется! Исследователям социального тщеславия, областных сельскохозяйственных выставок, муниципальных коктейль-пати, академических наград всех сортов… Но о чем говорит весь этот бумажный хлам? Не доверяйте архивам! Что касается меня, я регулярно подтасовываю свои. Если я когда-нибудь случайно обзаведусь потомством (здесь Мейнар утробно хохотнул), оно будет порядком озадачено.

Только я собирался спросить, что он имел в виду под этим «озадачено», как в гостиную вошла женщина, похожая на гномиху, в униформе горничной, и пробормотала несколько слов, которые никто не расслышал.

— Громче, Сюзанна, малышка! — воскликнула хозяйка дома.

Все замолчали. Лицо женщины, сморщенное, как печеная картофелина, под белой кружевной наколкой, державшейся чуть косо, покраснело. Губы, которые и без того казались тонкими — то ли из-за отсутствия зубов, то ли из-за полоски усиков над ними, — нервно искривились и стали почти невидимыми.

— Стол накрыт, мадам, — наконец просюсюкала она чуть громче.

Все поднялись и с шумом устремились в столовую. Места за столом были уже расписаны. Я оказался между женой начальника аэропорта Оксерр-Бранш и сестрой Од, достаточно близко от Мейнара, чтобы слышать все, что он говорил, или, как сейчас, слушать его молчание, потому что он ничего не ответил на вопрос жены англомана, которая поинтересовалась:

— А вы, дорогой мсье, в каком секторе вы работаете?

Слегка раздосадованная, мадам Шевалье — так было ее имя, — повернулась к нам и завела разговор о криминале.

— Становится опасно выходить из дому! И этов городе, который раньше был таким спокойным!

И она рассказала о том времени, когда приехала в крупный бургундский город — ровно двадцать лет назад.

— Вы забываете Эмиля Луи,[61]мадам, — перебила ее моя соседка слева. — Вполне возможно, что как раз двадцать лет назад он собирался расправиться со своими первыми жертвами.

— Да, но точно мы этого не знаем, — заметил мсье Шевалье, приходя на помощь супруге. — Тогда это не происходило в direct live,[62]как сегодня.

Воцарилось молчание. Од Менвьей, очевидно стремясь найти общую тему для разговора, спросила с другого конца стола:

— Вы видели сегодняшнюю «Фигаро»?

Речь шла об убийствах в Оксерре — сообщение появилось в общенациональной прессе, да еще на первой полосе! Ну и репутация теперь будет у региона!

— Вчера вечером об этом говорили и по телевидению, в новостях TF1, — добавила Шевалье.

Эглантина, которую хозяйка принялась расспрашивать об истории с Прюн (до нее дошли слухи об этом), попыталась внести в разговор оптимистическую ноту: слава богу, исчезновение сестры оказалось лишь временным.

— Но зато произошли три убийства, — насмешливо возразил Мейнар, — и это уже окончательно и бесповоротно.

Эти слова произвели тягостное впечатление, и посреди всеобщего молчания снова появилась карлица, еще сильнее согнувшаяся под тяжестью огромного подноса, на котором рядами были выложены утиные яйца в томатном соусе — последний кулинарный шедевр Элуа, ресторатора с улицы Бель-Пьер.

— Я вас попрошу заняться напитками, Александр, — сказала хозяйка дома, обращаясь к Мейнару.

Тот вышел и вернулся с двумя откупоренными бутылками. В одной из них я узнал свою. Бросив быстрый взгляд на этикетку, он налил немного себе, как и полагалось, затем наполнил несколько бокалов, в их числе — мой и хозяйкин, и наконец попробовал. Несколько мгновений он смотрел перед собой отсутствующим взглядом, затем, вдруг взглянув на меня, медленно произнес:

— Кажется, это вино немного выдохлось?

Сомнение быстро сменилось уверенностью.

— Да, — подтвердил он, — выдохлось. Оно немного… слабовато.

Чувствуя смущение и вину, я поднес бокал к губам. И хорошо сделал — вино было отнюдь не «слабоватым». Наоборот, у него был нежный фруктовый привкус с ароматом фиалки, сливы и лакрицы, и это Pagodes de Cos 1985 года показалось мне одним из лучших сортов бордо, в котором легкая элегантность не была слишком испорчена танином.

Од, не знавшая, что это я принес бутылку, не протестовала. Тем не менее она казалась слегка озадаченной. Но позже, когда она осушила бокал, я увидел, как она с довольным видом наливает себе снова. Никто этого не заметил. Только что прибыл ее муж в сопровождении своего уполномоченного. В последнем я тотчас же узнал юного азиата, владельца «мерседеса».

— Квентин Пхам-Ван, — торопливо представил его Франк Менвьей, занимая место во главе стола.

Разговор тотчас же зашел об экономической ситуации и о биржевых курсах. Если среди гостей оказывается врач, беседа непременно сворачивает на всевозможные хвори, если владелец автосервиса — на неисправности в распределителе зажигания, присутствие же на званом обеде банкира обычно заставляет каждого задуматься о капиталовложениях. Через какое-то время, захотев наконец попробовать утиные яйца в томатном соусе от Элуа, муж Од предоставил отвечать на вопросы своему помощнику. Тот произвел на всех благоприятное впечатление: у него был приятный, чуть высокий голос, четкая артикуляция, с лица не сходила улыбка, и, кроме того, он умел сглаживать чисто профессиональные термины художественными оборотами, которые непривычно было слышать от человека из его среды. Так, он сообщил, что «акции ISM лихо перескочили отметку 50», что не нужно было «лелеять надежду на тайм-шер в области недвижимости» и что «долгосрочным японским процентам сопутствует благоприятный ветер». Было понятно, что он — специалист международного класса, на данный момент гораздо более увлеченный лондонским Сити и банками Гонконга, чем бургундским захолустьем (но не прочь узнать и о нем), и это внушало доверие. Сестра Од спросила его мнения о статье «Деньги», недавно появившейся в «Монд».