Светлая даль юности - Михаил Семёнович Бубеннов

Через несколько дней произошло еще худшее: я увидел жеребца Кружилина привязанным у ворот поповского двора; сам щеголь-краснобай, несомненно, уже проник в дом, где жила Гутя. По моему глубокому убеждению, Кружилин и Гутя были совершенно разными людьми. Между тем события вопреки всему развивались самым противоестественным образом.

В эти дни, очевидно, стали особенно заметны те странности, какие замечались за мною и прежде, но какие совсем не характерны для деревенских мальчишек моего возраста. Я стал очень задумчивым, неразговорчивым, грустным, все время старался уединиться, всячески избегал людей.

Это заметил отец. Он не мог, конечно, догадаться о причине такой перемены в моем поведении и однажды заговорил ласково:

— Что с тобой, Миша? Скажи. Откройся.

— Да ничего особенного.

— Может, на службе обижают?

— Что ты! Меня даже назначают делопроизводителем загса. Плотников-то в отпуск уходит.

— Когда же?

— Да, может, с завтрашнего дня.

— Стало быть, другое что-то…

Стараясь как-то поразвлечь меня, отец вдруг предложил:

— Поезжай-ка, сынок, на охоту! С Игнатовым. На воскресенье. Совсем ведь заосеняло. Я тут проезжал мимо озера в степи: там черно от уток. Северные пошли. Ну, поедешь?

Я с удовольствием согласился отправиться, на степное озеро. За воскресенье мы настреляли с полсотни уток, но вернулся я с охоты еще более задумчивым и грустным.

Не принесло мне успокоения и значительное повышение по службе, да не временное, а скорее всего, постоянное. Совсем недавно были получены специальные книги для записей актов гражданского состояния — о рождении и смерти, о браках и разводах. Их нужно было вести с особенной тщательностью и аккуратностью. Но ни у кого из служащих нашей канцелярии не было такого красивого почерка, какой был у меня, и никто не показывал лучших, чем у меня, успехов в чистописании. Не мудрено, что я мог действительно остаться в новой должности.

Но лучше бы не было этого повышения по службе!

…Однажды субботним утром, съездив куда-то ненадолго, товарищ Бородуля, едва переступив порог нашей канцелярии, возбужденно объявил:

— А ведь женился форсун поганый! Не слыхали?

— Наконец-то! — кажется, с облегчением воскликнул Иван Иванович. — А на ком же?

— Да на этой, приезжей…

— Поповской свояченице?

— Ну да! И как только этому болтуну удалось охмурить такую девку? Неужто краснобайством?

В канцелярии долго и на все лады обсуждали необычную сельскую новость. Один я не принимал участия в этом обсуждении. Но никто и не подозревал, что я сильнее всех был поражен новостью, больше того, страдал от нее так тяжко, что темнело в глазах и кружилась голова.

А около полудня в канцелярию вошла Гутя — в нарядном платье и легкой атласной накидочке, тихая, печальная, с опущенным взглядом; она словно бы понимала, что своим неожиданным поступком озадачила очень многих в селе, но просила всех понять, что иначе поступить она не могла.

Следом за невестой вошел веселый, широко улыбающийся, в военной форме и при оружии Кружилин — можно было подумать, что он только перед нашей дверью спрятал в кобуру наган, с помощью которого и привел Гутю в волисполком.

— Кто у вас тут за советского попа? — заговорил Кружилин шумно и высокомерно.

— Попов здесь нет, — с достоинством ответил Иван Иванович. — Вам, вероятно, нужен делопроизводитель отдела загса? Так вот он!

— Ага, значит, ты? — заговорил Кружилин, оборачиваясь ко мне. — Что-то молод. Очень молод. А умеешь ли? Не напутаешь чего-нибудь в документе?

— Да не беспокойтесь, — ответил я сумрачно.

— А чего глядишь на меня, как из норы?

— Вася, воздержись, — тихонько попросила его Гутя.

— Есть, слушаюсь!

Тогда еще не было советских паспортов. Вступающие в брак зачастую вообще не имели никаких документов, даже справок из местных органов Советской власти. Заявятся в загс, назовут свои имена — этого было вполне достаточно, чтобы скрепить подписями волисполкомовского начальства и печатью их союз на всю жизнь.

Недолго длилась и процедура оформления брачного документа для Кружилина и Гути. Но как я пережил то короткое время! Каждая секунда была мученически трудной и горче горькой полыни! Как ведь все хорошо было после первой встречи с Гутей! Пусть я видел ее редко, пусть только издали, но мне и этого было достаточно, чтобы жить, радостно дыша всей грудью. Даже когда около Гути появился Кружилин, у меня все еще, несмотря на тревоги, оставалось какое-то зерно надежды. И вот — все оборвалось, все кончено… «Гуть-тя! Гуть-тя! — произносил я про себя, как из могилы, когда молодожены подписывали заготовленный мною документ на блестящей бумаге. — Что ты наделала! Что наделала!» И в те секунды, когда я передавал готовый документ молодоженам, мой протест против их брака достиг наивысшего предела!

Осмотрев документ, Кружилин удивился:

— А верно, не испортил…

Теперь мне было хоть в огонь, и я отрезал:

— Я и на развод не испорчу!

— На какой развод?

— А на ваш!

— Ты что, щенок, болтаешь? — свечой взвился передо мной Кружилин. — Может, тебе язык укоротить?

— Вася! — умоляюще прошептала Гутя.

— Гляди, я живо! Так и отхвачу!

Тут меня затрясло как в лихорадке. Быстро спрятав свою книгу в стол, весь вспыхнув, я выпалил жениху в лицо, совсем как делают мальчишки:

— Да не быть вам вместе! Не быть!

Я бросился к дверям, но оттуда еще раз крикнул обалдевшему жениху:

— Не быть!

Прибежав домой, я скрылся в своем убежище на сеновале.

Не знаю, как отнеслись к моему дерзкому поступку в волисполкоме. Скорее всего, удивленно развели руками: дескать, мальчишество — только и всего…

Всю ночь я гадал: кто эта Гутя, откуда она и как занесло ее в наш край? И мучительно доискивался до причин, толкнувших ее на замужество. Что помешало ей, несомненно, умной девушке, разглядеть ничтожного Кружилина? Может быть, она одинока и поддалась уговорам своей подруги и попадьи? В своих мечтаниях о Гуте я, бывало, часто вызволял ее из какой-нибудь беды. Теперь же мне казалось, что я не в мечтаниях, а на самом деле помогу ей избавиться от ненавистного краснобая. У меня так и не появилось никакого обнадеживающего замысла, но все равно я уснул с некоторым предчувствием скорой своей победы.

Вечером в богатом доме Плотниковых, где квартировал Кружилин, состоялась шумная свадьба. Но утром там произошло чрезвычайное событие, потрясшее все село. Весть о нем разнесло будто ветром:

— Кружилин застрелился!

Таких историй в наших местах еще не случалось никогда. Невесты, бывало, убегали не только из-под венца, но и в брачную ночь. А женихи, те после свадьбы лишь буянили с похмелья да от какой-то скрытой досады…

К дому Плотниковых бросилось немало любопытных. Я обгонял многих, будто Кружилин больше, чем кому-либо, был мне близок и дорог. Я