Крах Титанов - Грег Фаррелл

В случае продажи компании О’Нил получил бы особую выплату в размере 250 миллионов долларов в виде чека

Когда Кодина поднял этот вопрос, О’Нил уверил его в том, что его желание продать компанию не связано с материальной выгодой от пункта о передаче управления, и согласился с поправками, которые исключали эту формулировку. Решение О’Нила смягчило отношение к нему членов совета директоров, но не убедило их в правоте его взглядов.

Целый день другие руководящие работники Merrill Lynch поднимались в зал заседаний совета на 33-м этаже, где отвечали на вопросы директоров в присутствии их независимого советника, а О’Нил сидел и кипел от возмущения на своем 32-м этаже. Каждый раз, когда кто-нибудь возвращался из зала заседаний, он буквально засыпал его вопросами о том, что спрашивали члены совета.

Наконец, около двух часов дня О’Нил вернулся в зал заседаний. Он поднялся по лестнице с этажа, где располагались кабинеты руководителей компании, в кабинет главы совета на 33-м этаже, где по стенам висели портреты девяти его предшественников. Потом он вошел в зал заседаний. Вместо того чтобы занять свое обычное место в центре с одной стороны длинного стола, он тяжело опустился на ближайшее к двери кресло, проявляя тем самым неуважение к действиям совета.

Прошлым вечером он использовал тактику запугивания в отношении совета, пытаясь изобразить финансовое состояние компании в самом неблагоприятном свете, чтобы вынудить их принять его точку зрения. Но теперь совет, который Крибиоре прибрал к своим рукам, довольствовался мыслью о том, что положение Merrill Lynch не такое уж безвыходное. Крибиоре объявил, что он провел свое расследование и пришел к выводу, что компания может найти собственное решение проблем при должном руководстве. И более того, Крибиоре сумел склонить на свою сторону Энн Рис и Кодину.

Крибиоре объявил, что компания может найти собственное решение проблем при должном руководстве

– Как вы можете утверждать, что мы не сможем восполнить потери в феврале, а Федеральная резервная система не понизит ставки и стоимость активов не восстановится? – задал вопрос Крибиоре.

– Возможно, так все и будет, – отвечал О’Нил, – но мне не нравится управлять бизнесом, в котором я вынужден полагаться на события, которые от меня не зависят.

Кодина и Рис настаивали на том, что проблемы компании можно будет решить. О’Нилу, который невысоко ценил их умственные способности, несмотря на то что назначил их членами совета, надоело слушать, как критикуют его решения те, кого он превосходил в интеллекте.

– Ну, если вы не собираетесь слушать меня, то, может быть, я не подхожу для управления этой компанией, – сказал он вызывающим тоном.

Для Кодины это было уже слишком, его взбесило высокомерие О’Нила.

В среду, 24 октября Merrill Lynch объявила о прибыли в третьем квартале, и новости были даже хуже тех, что содержались в предупреждении, которое инвесторы получили ранее в этом месяце. По настоянию финансового директора Эдвардса компания провела переоценку позиций по CDO-позициям и приняла решение о списании 7,9 миллиарда долларов, что полностью перекрывало доходы, полученные другими подразделениями компании и привело к начислению убытков в размере 2,3 миллиарда долларов.

После выхода объявления О’Нил сам провел телефонную конференцию с аналитиками – сделал то, чего давно уже не делал и что свидетельствовало о серьезности сложившейся ситуации. Он вынужден был публично признать то, о чем мало кто знал.

– Мы допустили ошибку, когда не обращали внимания на высокие риски, связанные с субстандартными ипотечными кредитами, – заявил он. – Такой итог расстроил меня больше всех остальных.

Стоимость акций компании, которую удавалось сохранять на уровне выше 70 долларов за акцию неделю назад, продолжала падать и опустилась до 63,22 доллара в день выхода объявления о прибылях.

В 4 часа дня О’Нил спустился вниз, чтобы присутствовать на общем собрании служащих компании на третьем этаже в громадном конференц-зале. Вместо того чтобы вещать с трибуны, он уселся на >барный стул, стоявший перед присутствующими, и показал себя сотрудникам с той стороны, с какой они никогда его не видели.

– Позвольте мне для начала сказать вам пару вещей, – начал О’Нил. – С этой работой связано много замечательных вещей. Но одна из них не столь замечательная – это всегда быть на виду. На людей, которые всегда на виду, рисуют карикатуры, люди говорят о них все, что им заблагорассудится. Но это необязательно является правдой. Но это и не важно за исключением того, что некоторые говорят обо мне как о человеке, которому на самом деле наплевать, который не испытывает чувств или не имеет привязанностей. И в первую очередь я хочу сказать вам, что я очень-очень сильно привязан к этой компании. За то время, что я работаю в компании, у меня появились уникальные возможности: здесь я узнал больше, продвинулся дальше, нашел больше друзей и завязал больше знакомств, чем где бы то ни было за все время своей профессиональной деятельности. Мне не наплевать на людей. Я пришел сюда, потому что у меня была возможность выбора, но я считал, что здесь работают люди, с которыми я хотел быть связанным. И так было всегда. И сейчас это так и есть. Итак, самое худшее из того, о чем мы сегодня сообщили, – это то, что я испытываю глубокое разочарование – в большей степени это относится к людям из нашей компании. Поскольку я считаю, что, несмотря на наличие обстоятельств, которые затронули практически весь финансовый рынок, мы могли бы сделать больше и могли бы меньше пострадать.

В четверг, 25 октября Стэн О’Нил был на нейтральной полосе. На этой неделе он уже оттолкнул от себя нескольких членов совета своим грубым отношением, заняв позицию «все или ничего», но при этом он волновался, когда объявлял о результатах деятельности компании, а потом признался своим сотрудникам в своих самых глубоких чувствах к компании, вызвав тем самым к себе некоторую симпатию.

Он не был уверен, хотят ли члены совета, чтобы он оставался на посту, или хочет ли он остаться и бороться, решая непростую проблему радикального финансового оздоровления, которая стояла перед компанией.

Почувствовав, что О’Нил оказался в изоляции, Ларри Финк, исполнительный директор BlackRock, крупной финансовой группы, занимающейся управлением активами и на 49 % принадлежащей Merrill Lynch, пригласил его пообедать этим вечером.

Стэн О’Нил не был уверен, хотят ли члены совета, чтобы он оставался на своем посту

Месяц, начавшись с раскрытия информации о значительных списаниях CDO-активов, казалось, полностью состоял из признаний катастрофических последствий участия компании в операциях на рынке субстандартного кредитования. На фоне этих ужасающих инвестиций решение О’Нила о продаже компании BlackRock собственного бизнеса Merrill по управлению активами в феврале 2006 года казалось привлекательным как никогда.

Бизнес Merrill Lynch включал несколько видов деятельности: инвестиционно-банковскую, торговлю и торги на рынках капитала, обслуживание частных клиентов, которое строилось вокруг «громадного стада», и управление активами. BlackRock занималась только управлением активами, инвестируя сотни миллиардов долларов на мировых рынках от имени крупных квалифицированных инвесторов. В этом смысле BlackRock отличалась от Fidelity и прочих компаний, которые управляли средствами паевых инвестиционных фондов частных лиц и семей. Собственный бизнес Merrill Lynch по управлению активами был ограничен отношениями с материнской компанией. Финансовые консультанты неохотно убеждали своих клиентов вкладывать средства во взаимные фонды, принадлежавшие Merrill Lynch, потому что опасались, что это будет выглядеть так, как будто они отдают предпочтение внутрифирменным продуктам, которые приносят пользу компании, вместо того чтобы предлагать наиболее выгодные для клиента инвестиции.