Красна Марья - Наталья Ратобор

обрадованное лицо Виктора Лаврентьевича рассеяло и смущение, и сомнения. Он радостно втянул ее в круг сослуживцев и немедленно представил своим «маленьким и верным другом». Девушку приветствовали, оглядывали со всех сторон и, не скрываясь, завидовали Берингу.

Потом он, подхватив чемоданчик, предложил девушке руку, и гордая Капитолина, приноровившись к его шагу, возбужденно рассказывала, что успешно сдала переводные экзамены и перешла на второй курс; что ее подружка Оленька влюбилась и выскочила замуж за доктора Горелого и теперь (ха-ха) по праву может называться Ольгой Опаленной; что Капитолина исправно вносит квартплату и кормит кенаря… Растроганный Беринг шествовал молча, внимая милому щебетанию. Он взял извозчика и усадил девушку рядом.

Виктор Лавреньевич был до глубины души тронут тем, как тщательно Капитолина вычистила к его прибытию квартиру. Девушка установила в комнатах вазы со свежими цветами и приготовила роскошный по тем временам ужин. Она умолчала, что свежий картофель и соленые огурцы она выменяла у крестьян на любимый плащ… По просьбе Капитолины они помолились и уселись трапезничать. Позже, спохватившись, она попросила рассказать о походе, а сама все больше помалкивала, стремясь не выдать озадаченности техническими терминами, чтобы не отвлекать собеседника.

Раздался телефонный звонок. Капитолина нервно дернулась, но осталась на месте. Виктор Лаврентьевич не спеша поднялся и ответил. Звонила Алла Милославовна, его старинная знакомая, — поздравить с возвращением. Беринг галантно с ней побеседовал и пригласил зайти в гости. Вернувшись, продолжил было рассказ, но разговор теперь как-то не клеился: Капитолина слушала невнимательно, отводила глаза и в конце концов, сославшись на недомогание из-за сквозняка, порывисто встала и удалилась к себе. Беринг с печальным удивлением проводил ее взглядом и придвинул к себе бутылку вина. Остаток вечера он провел в одиночестве.

На следующий день, в воскресенье, стояла чудная солнечная погода; городские тополя, будто переговариваясь, шуршали темно-зеленой листвою и пылили белесыми хлопьями. Беринг предложил вернувшейся из храма Капитолине пройтись. Она немного поколебалась, опустив глаза, — и приняла приглашение. На этот раз она взяла спутника под руку неуверенно, и они шли молча. Капитолина отчего-то волновалась. Освеженные прогулкой, по возвращении они вместе выпили чаю и понемногу опять непринужденно разговорились. Потом Капитолина читала вслух из Тэффи — Беринг, откинувшись на спинку дивана, слушал, глядя на девушку, и думал о чем-то…

Пополудни заехала Алла Милославовна, видная и изящная дама, и они с Берингом отправились в ресторан. После ужина Беринг проводил ее домой.

Он вернулся от дамы только к вечеру следующего дня. Уже в прихожей его охватило недоброе предчувствие. Он проследовал к себе, прошелся по комнате и, томимый неясной тревогой, резко вышел в коридор, постучал к Капитолине. Тишина была ответом, и оробевший Беринг предположил, что Линочка еще не вернулась с занятий. Через час Беринг заволновался пуще, постучал еще раз, громче. За дверью — все так же тихо. Повернул дверную ручку, вошел и огляделся: на книжных полках не было книг, шкаф и комоды пусты. Только забытый впопыхах альбом с зарисовками по гистологии сиротливо белел на столе.

Беринг сел и обреченно обхватил голову руками. Он попытался разобраться в себе. И вдруг явственно осознал, как дорога ему эта славная девушка. Он старался изживать, подавлять эти чувства, но его чистая любовь всегда жила. Это было ужасно и непоправимо.

Он рванулся с места и отправился прямиком к ближайшей подруге Лины. Открыв дверь, девушка занервничала и категорически отказалась его впустить. Беринг развернулся и, не теряя времени, отправился к Михалёвым.

Марии Сергеевны не было дома, но Виктор Лаврентьевич не мог долго сдерживать тревогу и обратился за помощью к Алексею, памятуя его близкую дружбу с Капитолиной. Тот молча выслушал своего бывшего командира и, казалось, ничуть не обеспокоился — словно был уже в курсе происходящего, а только спокойно спросил:

— Отчего вы не женитесь на Лине?

Так уж сложилось, что Алексею доверялись многие сердечные тайны девушки, и он, имея в виду счастье маленького друга, интерпретировал их на свой манер.

Беринг вспылил и раздраженно ответил:

— Считаю данное замечание, в виду нынешних обстоятельств, совершенно неуместным.

Алексей пожал плечами в ответ на эту вспышку — и отвернулся. Беринг занервничал и «капитулировал», примирительно возобновив разговор и решившись на откровенность:

— Я всегда считал и считаю нашу огромную — почти двадцать лет — разницу в возрасте непреодолимой преградой… Линочка мне в дочери годится, и оттого — безнравственно рассуждать таким образом! Единственное, что мне нужно, — удостовериться, что с нею все в порядке и что у нее есть где голову приклонить.

— Безнравственно… — задумавшись, произнес Алексей, вторя Берингу, а затем резко повернулся к нему: — А морочить девчонке голову столько времени — это как, нравственно?

— Простите?!

— Вот только не говорите, что знать не знали, как она по вас сохнет.

— Вы… шутите?

— Какие тут шутки?!

— Что же вы мне раньше…

— А у вас что — глаз нету? Вы же живете под одной крышей. Чему удивляться? Солома с огнем… Нет, ваши сомнения понятны: что стоит юной девчонке увлечься эдаким бравым «морским волком»? Да только Линкина любовь не из таковских — серьезная ведь девушка!

Расстроенный Беринг подумал: «Дурак я слепой» — и воззвал из глубины души:

— Алексей, помоги, а?

Тот поразмыслил и откликнулся скорее добродушно:

— Зная Капу, трудно обещать… Но девчонка разумная — беды с ней не станет.

Глава 7

В октябре навестить родных приехала из Москвы Надежда — пламенная революционерка и убежденная феминистка, сопровождаемая своим гражданским мужем, Всеволодом Григорьевичем Зыбоедовым, писателем нового толка и сотрудником издательства «Московский рабочий».

Познакомившись с Алексеем, Надежда Сергеевна пришла в ужас от выбора младшей сестры и долго не могла поверить в такое беспринципное предательство их общих идеалов. К тому же при виде этой слаженной любящей пары в глубине ее души завозилась смутная, подленькая зависть.

— Ну знаешь ли! Я могла бы еще себе представить в качестве твоего мужа товарища Вышевича, — возмущалась она, — ведь это близкий по духу соратник, товарищ по партии и любит тебя, хотя тоже… ему явно не хватало решимости! Но этот проходимец… Трубадур, донжуан доморощенный! Да он же из породы племенных жеребцов — и даже не скрывает, что ребенка заделал на стороне, и это, заметь, у тебя на глазах, не стесняясь! А что уж он отчебучивает, пока ты не видишь, могу себе представить! Да у него, наверное, по всей необъятной матушке-России внебрачных детей сотни настряпано… Или, по крайней мере, во всех портах, где ступала его благородная стопа — уж это точно! И как ты