Агент ливийского полковника - Михаил Нестеров

– Обещаю, – тихо сказал он. Отстранившись, поторопил Руби: – А теперь нам надо уходить.

Но прежде чем увести женщину из этой квартиры, он привязал к батарее пояс от халата, сделал на другом конце петлю; получилось что-то вроде тряпичных наручников, пут. Бросил рядом с батареей плед, на него сверху положил книгу. Пододвинул ближе к этому месту журнальный столик. Теперь обстановка в этом отдельном уголке комнаты говорила о том, что здесь насильно удерживали человека.

– Но зачем ты пододвинул столик?

– Чтобы ты могла дотянуться до телефона. Я же не мог случайно оставить его на полу. А теперь переодевайся. У нас мало времени. Ты умеешь одеваться быстро?

– Да, у меня есть опыт в делах такого рода. Лежим мы с парнем в его спальне, и вдруг приходит его жена. Пока он встречал ее в прихожей, я успела одеться и спуститься вниз по пожарной лестнице. Внизу столпился народ: я не успела надеть трусики...

Руби пожалела о том, что не успела утром принять душ, только сполоснула лицо и почистила зубы. Надевая колготки, она бросала взгляд на Андрея. Но тот, занятый своей одеждой, казалось, не обращал на Руби внимания. У нее были стройные ноги, тонкая талия, на которой тихо щелкнула резинка колготок, высокая грудь. Ее рыжеватые волнистые волосы, зеленоватые глаза и пухлые губы не прошли бы мимо внимания кинорежиссера из британской «Пайнвуд Шеппертон», если бы он заглянул в эту трехэтажную хибару на Бидон-роуд.

– На улице дождь, – бросая отрывистые фразы, Андрей завязывал галстук перед старым мутным зеркалом. – Надень плащ – но не застегивай его. Оставь на виду офисный костюм. Повяжи платок. Туфли я купил 37-го размера. Надеюсь, не ошибся.

– Как и в остальном. – Руби не могла не коснуться груди, которую облегал ажурный бюстгальтер.

Одевшись, они оглядели друг друга. Он походил на бизнесмена: темно-синий английский костюм, белая рубашка, галстук в мелкую полоску, темно-серый макинтош, модная шляпа, кейс-атташе. Она рядом с ним претендовала на роль помощницы, секретаря-референта, может быть. И ей подошли коррекционные очки в золотистой оправе и нулевой диоптрией; как и ее шеф, она держала в руках портфель – необычного сине-зеленого цвета.

Теперь даже Руби, «поддержавшая» Рахманова в вопросе разделения, видела перед собой в зеркале буквально неразлучную пару: и дома, и на работе вместе. И на улице – тоже. Они вышли из подъезда и влились в редкую толпу.

* * *

Полицейский по имени Томас Роджерс, патрулировавший вместе с напарником эту часть Бидон-роуд, остановил машину, заехав левым колесом на тротуар. Роджерс всегда сам водил машину, даже в то время, когда жевал сэндвич и запивал его своим любимым апельсиновым соком.

– Слышал ориентировку на ар-Рахмана? – спросил он напарника, уже с этого момента начиная вглядываться в прохожих.

– Да, – ответил тот.

Ориентировка на одну и ту же пару снова поменялась – качественно, скорее всего. Но, словами Роджерса, текста в ней прибавилось. Теперь она содержала такие детали, которые от опытного патрульного ускользнуть не могли по определению. Вокруг множество пар. И среди них нужно отыскать ту, в которой женщина напряжена или играет роль беззаботной англичанки; она фактически в плену у сильного мужчины, который в случае ее неповиновения может сломать ей шею или выстрелить в нее.

На пульт дежурной части, а может, службы «999» (Роджерс точно не знал), поступил звонок от Руби Уоллес, запросившей помощи. Ар-Рахман, разыскиваемый за совершение теракта, насильно удерживал ее в польском гетто. Роджерс хорошо знал и дом, находящийся в двухстах ярдах от того места, где он припарковал полицейский «БМВ-530», напичканный электроникой. Однако распоряжения выдвинуться к объекту или блокировать его Роджерсу не поступало. Возможно – подчеркивалось этой патрульной машине – ар-Рахман попытается вывести заложницу из дома, и сделать это он сможет в ближайшие несколько минут. По предварительным данным, личного транспорта у ливийца нет. Он может воспользоваться такси, но все водители лондонских кэбов предупреждены полицией и чаще, чем обычно, бросают взгляд на пассажиров в панорамное зеркало.

– Если ар-Рахман попытается вывести заложницу из дома – он наш, – вслух рассуждал Роджерс, просеивая внимательным взглядом полуденную толпу. – Торопливость, напряженность, скованность, что там еще?

– Мандраж, – подсказал напарник.

– Пусть будет мандраж, – согласился Роджерс. – Все это с головой выдаст ливийского психопата. Если он останется дома, у него тем более не останется шансов, правда?

– Да, я тоже так думаю.

– Другое дело – если этот подонок еще не вернулся и не вернется к тому времени, когда этот район обложит спецназ, – рассуждал Роджерс, примеряя роль эксперта по антитеррору. – Ар-Рахман вычислит его...

– Каким образом?

– По условным красным флажкам, вывешенным в охоте на него. В этом случае ему удастся уйти. Но жизнь Руби Уоллес... Черт возьми, ты не считаешь, что имя этой дешевки прогремело на все Соединенное Королевство?

– Да, вроде того. И что ее жизнь?

– Она окажется вне опасности. Вот если бы мне представился случай – встретиться с ливийским террористом лицом к лицу...

– То что?

– Я бы не раздумывая пристрелил его. Как бешеную собаку. Дойдет дело и до его бесноватого хозяина. Наши или французские, а может, и американские летчики рано или поздно сбросят на Каддафи бомбочку. Она-то и развеет его прах по горячим ливийским пескам.

Роджерс хохотнул. Напарнику же показалось, тот икнул, и он протянул ему открытую банку колы. Роджерс отшатнулся от нее:

– Эта дрянь убивает быстрее, чем граната!

И открыл пакетик с соком.

По этой улице пешие прогулки совершали и туристы, приехавшие сюда полюбоваться знаменитым подвесным мостом через Темзу и посетить концертный зал, и местные жители. Туристов Томас Роджерс научился распознавать с полувзгляда. Вот, к примеру, молодая парочка, раскрывшая над головой явно новенький, только что из магазина зонтик. Их обогнала пара горожан, предпочитающих не мокнуть под моросящим дождем; и обувь у них более практичная, «дождевая», что ли. Одинокий старик, казавшийся трухлявым грибом под своим древним зонтом, недовольно покосился на полицейскую машину, занявшую часть пешеходной зоны. Опытный Том Роджерс сделал это умышленно. Сужение в этой части улицы походило на воронку, и теперь никто не пройдет мимо его внимания: ни этот ворчливый старик, ни парень, с бейсболки которого за шиворот стекали капли дождя; и Роджерсу не терпелось щегольнуть своей наблюдательностью, крикнув в приоткрытое окно машины: «Поверни кепку козырьком вперед, придурок». Он не крикнул, но сказал это вслух по давней привычке озвучивать свои мысли, и плевать на то, отвлекают они напарника или нет. Роджерс отметил и деловую пару, которая скорее всего только что пообедала в «Сандрике», расположенном в двух шагах отсюда, на Бидон-роуд, 7. Он и сам не раз покупал ланчи в этом семейном заведении; сыры, холодное мясо, перченая подливка, салаты – пальчики оближешь; а какие у них там тортики!..