Детектив весеннего настроения - Татьяна Полякова

Он изо всех сил заставлял себя думать, что с ней ничего не случилось, хотя знал совершенно точно – случилось.

Любанова тоже знает это, поэтому и говорит всякие невероятные вещи про новогодний огонек и ночные съемки! Он точно знал расписание, и в нем не было никаких огоньков!

– Если она до завтра не найдется, я вернусь в Питер, – сказала Лера. – Слышишь, Вась?

– Слышу.

– Но сегодня мне нужно быть в Москве. Будем какие-нибудь силы подключать. Я тебе оставлю телефон приемной губернатора Санкт-Петербурга, ее помощника зовут… – и она продиктовала, как зовут помощника. – Сейчас еще ночь, я звонить не стану, а утром позвоню и предупрежу, что тебе может понадобиться помощь. Слышишь?

– Слышу.

Какая помощь может понадобиться ему от помощника губернатора? Помощник поднимет по тревоге все военные гарнизоны, и они проверят каждый дом, каждый угол, каждую подворотню и каждую машину?!

Машину, подумал Артемьев. Она уехала на машине.

– Лера, – спросил он, – а ты видела машину, на которой она уехала?

– Нет, – сказала она быстро. – Не видела. Я вообще не видела, что она уехала, это мне Боголюбов сказал, с которым я обедала. Он сказал, что я вру неубедительно, потому что моя больная подруга уехала, а я все говорила, что должна к ней подняться!

– Значит, твой Боголюбов видел машину?

– Наверное… да.

– Мне нужно с ним поговорить.

– Прямо сейчас?

Он свирепо посмотрел на нее, и она послушно достала телефон из нагрудного кармана пиджака. Почему-то Лера часто носила телефон в нагрудном кармане так, что свешивалась маленькая хрустальная обезьянка, прицепленная к аппарату.

Она достала телефон, и обезьянка нестерпимо сверкнула под ярким электрическим светом.

Три часа утра. Вряд ли в это время Андрей Боголюбов станет с ней разговаривать, а если и станет, то наверняка решит, что она ненормальная! Он и так с ней… не особенно уважителен.

– Але. Але. Говорите!

– Алло? – растерянно повторила Лера, которая никогда и ни от чего не терялась.

– Какого хрена вы мне звоните среди ночи?! Утра не могли дождаться?!

– Прошу прощения, Андрей, моя подруга, ну, которая была больна…

– Дай мне трубку, – проскрипел Василий Артемьев.

– Чего подруга?! Вы знаете, который час?!

Лера отдала трубку Артемьеву и покачала головой – ничего он от Боголюбова не добьется!

– Слушай, друг, – сказал Василий в телефон, – ты извини, что среди ночи, но время не ждет. У меня жена пропала, и, говорят, ты видел, как она в машину садилась. – Он немного послушал и стал делать Лере знаки, чтобы та дала ему чем и на чем записать. Лера достала из сумочки блокнотик и ручку. – Так. Так. Я понял. А номер нет, конечно?.. Ну, понятно. Давай. Спасибо тебе, друг.

Он вернул Лере телефон с качающейся хрустальной обезьянкой и сказал задумчиво:

– Он говорит, старенький «жук» или что-то в этом роде, маленькая машинка. Водитель был в бейсболке. Номер он, конечно, не запомнил, но питерский.

– И что это значит?

Василий пожал плечами.

– Ну, хотя бы то, что ее увез кто-то местный, а не из Москвы! – Слово «увез» далось ему с трудом, никак не хотело выговариваться. – А где она была, когда этого депутата застрелили?

Лера кивнула на окно, за которым начинало синеть и небо как будто поднималось, делалось прозрачней.

– Вон там. В сквере, на лавочке. Она вышла, потому что у нее голова болела, и она сказала, что целый день сидит безвылазно и у нее уже сил нет.

Артемьев помолчал.

– Лер, а она… никак не может быть с ним связана, с трупом? Как его фамилия? Корзинкин?

– Садовников, – поправила Лера. – Да нет, не может, Вася. Как она может быть с ним связана? Она в политике не работала никогда, если только на каком-нибудь приеме познакомилась…

– На каком-нибудь приеме она одна не бывает, а если бывает, то мне потом все рассказывает, – сказал Артемьев мрачно. – Про Садовникова она точно никогда не рассказывала.

– Ну вот видишь…

– Да ничего я не вижу!..

Она уехала к первому рейсу, около шести часов, а Артемьев, помаявшись по отелю, который поутру зажил обычной веселой и деятельной жизнью, поднялся в Мелиссин номер.

Он понятия не имел, как станет ее искать, но все же понимал, что любые поиски придется отложить хотя бы часов до девяти, когда начнут работать «организации». Какие именно «организации» должны начать работать, он тоже осознавал не слишком отчетливо.

В номере, где с ночи оставались задернутыми плотные шторы, он первым делом распахнул их, раздвинул в разные стороны, потому что мрак в душе и еще в комнате был невыносим. За окном оказался круглый скверик со скамейками, так хорошо и давно знакомый, и золотой купол Исаакия сиял в чистом голубом небе, и деревья зеленели победительно – жизнь продолжается, что бы там ни случилось!

Василий Артемьев посмотрел на постель, расстеленную горничной «на ночь» – с откинутым одеялом, взбитыми подушками и напечатанным на карточке предложением «континентального завтрака». Он никогда не мог взять в толк, что такое этот континентальный завтрак, и Мелисса ему непонятно объясняла, что он чем-то отличается от английского, а в отелях бывают только континентальные и английские!..

На столике лежал ее телефон, который она, конечно же, позабыла, и в отчаянии и безнадежности Василий сел на белую постель и посмотрел ее «вызовы».

Нет, вчера она ему не звонила. Они поссорились, и она ему не звонила.

Зачем они поссорились?..

Ее любимая сумка с вензелями стояла на полке, и, отложив телефон, Василий заглянул в сумку. Джинсы, водолазка, белье, туфли в пакете, острый каблук прорвал дырку. Зарядник для телефона и запасные очки в замшевом футлярчике – и ничего, что могло бы помочь ему в поисках.

Он вытряхнул все из сумки, разложил на постели, потом замычал сквозь зубы, сгреб все в один огромный ком и затолкал обратно.

Мучительное, как зубная боль, чувство скрутило мозг.

Здесь ее вещи, ее штучки, ее туфли и зубная щетка в ванной, все выглядело так, как будто она никуда не исчезала, – не было только ее самой, и оказалось, что это почти невозможно терпеть.

Невозможно, невозможно!..

Да ладно, сказал он себе. Что ты киснешь! Все будет хорошо, просто потому, что не может быть иначе. Я приказал себе, чтобы все было хорошо, значит, именно так и будет.

Он подошел к окну, вытащил из белой вазы черную виноградину и съел. Виноградина вязла в зубах, как поролон.

Почему нужно ждать три дня, чтобы зарегистрировать пропажу человека?! Почему нельзя начать искать немедленно, прямо сейчас, всех поднять по тревоге, всем раздать описание примет?! Слово-то какое – приметы, как из протокола!