Мост длиной в любовь - Энн Вулф

— Ох уже эти творческие люди, — вздохнула я. — Честно говоря, меня вполне устраивает кусок остывшей пиццы, который я успеваю перехватить в школьной столовой. Наверное потому, что я вовсе не творческая личность.

— Творчество творчеством, но что мы будем делать дальше? — прервал нашу беседу Лилланд. — Скоро совсем стемнеет, да и погода не располагает к прогулкам. Мне кажется, надо возвращаться в замок. Мы все равно уже ничего не найдем.

— Да, пожалуй, ты прав, — кивнул Клеманс. — Пора возвращаться. Честно говоря, идея доктора и вправду оказалась не самой лучшей. Если на острове и есть рыбацкие лодки, то они обветшали не меньше, чем эти хижины. Конечно, такую лодку можно было бы залатать, но, боюсь, наше путешествие закончится на первом же рифе.

Лилланд съел свою порцию супа и сообщил, что хочет осмотреть другие хижины. Разморенные едой, мы решили отпустить Лилланда одного, а сами еще немного посидеть в тепле. К тому же у Карла заболел живот, и ему снова пришлось принять свои таблетки.

Через некоторое время Лилланд вернулся. Вид у него был взволнованный.

— Что-то случилось? — насторожилась я.

— Пойдемте, я кое-что хочу вам показать, — сообщил он.

Мы уложили в сумку термос, остатки сандвичей и вышли за ним. Ветер снова принялся хлестать нас по щекам мокрыми от дождя ладонями.

Лилланд привел нас к одной из хижин, той, что стояла почти на самом краю скалы, и указал на причудливую каменную конструкцию, которую мы не сразу заметили. Из скалы торчала каменная кладка, словно уходившая в небо и напоминавшая недостроенный мост.

— Что это? — спросил Клеманс.

— Если бы я знал, — пробормотал Лилланд. — Похоже на мост, который кто-то не достроил.

— Похоже, — кивнул Карл. — Только зачем он здесь? Что ему соединять?

— Может, он должен был соединять две скалы, — предположила я.

— Да, но где вы видите вторую скалу?

— Нигде, — посмотрев вперед сквозь пелену дождя, ответила я. — Загадочная конструкция. Может, это вовсе не мост?

— У меня больше нет предположений, — пожал плечами Карл. — А чего вы так разволновались, Лилланд? Штуковина, конечно, странная, но мало ли странных вещей мы видели на этом острове.

Лилланд немного помолчал — он словно не решался в чем-то признаться, — а потом произнес:

— Когда я очутился рядом с этим мостом, то отчетливо слышал пение.

— Что слышали? — уставился на него Карл.

— Пение, — повторил Лилланд. — Негромкое пение. Мне показалось, что где-то рядом поет женщина. Я ее окликнул, но она не отозвалась. Я обошел хижину, но никого не увидел. Пение не прекращалось, и мне, честно говоря, стало не по себе. Я надеялся, что вы тоже услышите это пение, но, когда мы подошли к мосту, оно уже стихло.

— Наверное, вам почудилось, Лилланд, — попытался улыбнуться Карл, хотя было заметно, что все происходящее ему совершенно не нравится. — Или ветер гудел в расщелинах скалы, а вам показалось, что кто-то поет.

— Нет, — покачал головой Лилланд. — Я отчетливо слышал какие-то слова на непонятном языке. Кажется, кажется… нет, не помню. Я никогда не слышал такого чудного языка.

— Забудьте об этом, — посоветовал Карл. — Мы все слишком встревожены тем, что происходит, вот и мерещится всякая чушь. Пора возвращаться в замок, путь все-таки неблизкий.

Мы тронулись в обратный путь. Лилланд всю дорогу молчал. Мне показалось, происшествие его расстроило и взволновало.

Еще бы! Мы с Клемансом, понимавшие его лучше, чем кто-либо другой, многозначительно переглянулись. Остров подбрасывал нам все больше загадок, но не давал ни одной подсказки.

Дорогой я думала о Грэме Фэрроузе, по которому за день умудрилась соскучиться. Вряд ли он испытывал похожие чувства…

Содрогаясь от порывов яростного ветра, я мечтала о том, чтобы его сильные руки прижали меня к себе, обняли и согрели. Глупые мечты глупой девчонки, которой, между прочим, исполнилось двадцать пять лет. Впрочем, сколько бы я ни отчитывала себя за свои наивные фантазии, легче мне от этого не становилось.

В конце нашего пути мои ноги вымокли до такой степени, что это несколько утихомирило мой пыл и я уже мечтала лишь о том, как бы поскорее добраться до замка и выпить чего-нибудь горячего.

Мое состояние бросилось в глаза Карлу, и он даже сделал мне комплимент, сказав, что я держусь с «поразительным мужеством». В ответ я улыбнулась посиневшими от холода губами и зашагала дальше.

— Боженьки мои! — испуганно вскрикнула Лив, посмотрев на меня своими широко распахнутыми глазами.

Если эту девушку поразило что-то, кроме изменений в собственной внешности, значит, дела мои были и вправду плохи.

Чувствовала себя я, надо сказать, достаточно странно: перед глазами мелькали разноцветные круги, а в горле саднило и першило так, словно я наелась острого перца.

— Милая, зачем же вы с ними пошли?! — всплеснула руками Мажетта и стащила с меня плащ. — Вам нужно немедленно согреться. Лив, возьмите на кухне таз и налейте в него горячей воды. Надо позвать доктора.

— Нет, не надо доктора, — горячо запротестовала я.

Мажетту удивил мой протест, но она истолковала его по-своему.

— Ди, дорогая, вы уже большая девочка и не должны бояться докторов.

— Я нормально себя чувствую, — залепетала я. — Не зачем отвлекать мистера Фэрроуза от дел из-за какой-то ерунды.

Мажетта не стала меня слушать и послала Клеманса за доктором, а сама тем временем отвела меня в зал и укутала толстым одеялом. Закутанная в него, как в кокон, я сидела и только глупо хлопала глазами, глядя на людей, крутившихся вокруг меня.

Лив принесла таз с горячей водой, в который мне было приказано опустить ноги. Мажетта сделала для меня стакан глинтвейна, за что я была ей очень признательна. Клеманс привел ко мне доктора Фэрроуза, и я почувствовала себя ужасно неловко, представив, как глупо выгляжу.

Однако на его лице не промелькнуло ни тени насмешки, когда он увидел засунутый в таз кокон, из которого торчали одни глаза.

— Со мной все в порядке, — пробормотала я, опустив одеяло, которое Мажетта натянула мне до самых ушей.

— Позвольте мне самому решать, насколько вы здоровы, — сухо заметил Грэм и протянул мне термометр. — Для начала измерьте температуру, а дальше будем думать, что с вами делать.

Я послушно взяла протянутый градусник, но все-таки осмелилась заметить, что после глинтвейна мне стало значительно лучше.

— Не надо бояться доктора, — влезла в разговор Мажетта. — Он знает, что для тебя лучше.

Я обреченно вздохнула. Если бы Мажетта знала, что мое беспокойство связано вовсе не с боязнью лечиться.

Температуру, поднявшуюся у меня, потребовалось срочно сбивать. Мне показалось, Грэм Фэрроуз слишком уж обеспокоился моим состоянием.