Дефолт - Инна Тронина

«Я вас видела», – хотела сказать Саша, но прикусила язык.

– Но она же, ты говоришь, во сне, своей смертью…

– Да, всё так. Комар носа не подточит. Но теперь, по завещанию, я наследую и фирмы Маринкины, и долги, многократно возросшие за последнее время. Отдала бы всё до обвала, теперь не имела бы проблем. Но кто мог знать? У Маришки денег не было, она своего отца просила. Теперь уже можно сказать – тесть мёртвый, и ему ничто не повредит…

Никита сбил пепел с сигареты о стену дома, пятернёй взъерошил волосы.

– Он раньше в «Росвооружении» работал, у него там связи оставались, но три года назад он в тень ушёл. То есть оружием торговал напрямую, по-чёрному. Больше частью с теми странами, против которых введены международные санкции. Так что богатым человеком был тесть – на его деньги мы, собственно, и жили, и Маринкины фирмы содержали. Они вроде прачечной были – на них списывали средства. Но когда она у отца в последний раз попросила, он заартачился, отказался дать даже в долг. И Маришка своим кредиторам сказала – папа не в духе, погодите немного. Те включили счётчик, Маринка психовала очень, даже в Испании не могла отключиться. А когда мы вернулись, опаньки, тестюшка умер от того же самого, от чего потом и Маришка. А она унаследовала за ним очень много всего, но деньги-то большей частью лежали в банках. Оставалось несколько дней для того, чтобы снять нужные суммы и расплатиться. Но мы не успели, закрутились с похоронами, а потом начался кризис. Папины деньги пропали. Остались городская квартира, загородный дом, антикварная мебель, драгоценности. Две машины – джип «Гранд-Чероки» и «Рено-19». Тесть хотел расширять жилплощадь, да не успел, и отложенные на это дело баксы сгинули в банке. Теперь с меня обе квартиры требуют и имущество тестя. Марина не желала отдавать с такими процентами, но я теперь отдам им всё. Всё, понимаешь? Лишь бы девчонок не тронули…

– И куда ты денешься? – тихо спросила Саша, глотая слёзы.

– В Ромашки уеду. Буду девчонок воспитывать. Не хочу, чтобы мои долги к ним перешли. А меня всё равно дожмут – я же живой человек. И молодой – сороковника не праздновал ещё. Рано мне в сырую землю, тем более что Маришку себе век не прощу. Ведь не сберёг, не уговорил пойти на их условия. Детей не брошу ни за что. Наших с ней детей…

– Кто эти люди, Никитушка? – одними губами прошептала Саша.

Молчанов горько усмехнулся, опять закурил, спрятав огонёк в лодочке ладоней.

– Ни к чему тебе это, свои проблемы решай. И никаких советов мне не нужно. Сделаю то, что решил. Брошу всё к чёртовой матери, буду с удочкой на бережку сидеть по утрам, в трениках и в майке. Я пришёл к выводу, что там, в деревнях, среди изб, бань и огородов, куда больше счастья, чем здесь. Попариться, выпить кваску. Посидеть под рябиной или под яблоней, поглядеть на облака… Что ещё нужно-то нам, Саша? Мы с тобой оба овдовели среди наворочанной роскоши, и должны начать другую жизнь. Ради детей хотя бы. У меня их двое, и у тебя скоро двое будет…

Сигарета прыгала в крепких желтоватых зубах Никиты, и лился с края навеса бесконечный дождь. Шофёр в микроавтобусе дремал, встряхивал головой, устраивался поудобнее и вновь вырубался.

– Я был готов идти на любые жертвы, чтобы семье не было стыдно за меня. Чтобы жена и дочери многое могли себе позволить… Думал, что это и есть самая большая радость в жизни. И твой Артём имел такое же мнение. Мы снисходительно поглядывали на тех, кто остался на обочине, не сумел устроиться в новой жизни, кто только ноет и клянёт власть, вспоминает, как хорошо было при коммунистах. Мы не были такими! Мы пребывали в непоколебимой уверенности, что родились для свободного рынка, как птицы для полёта. Ты заметила, что для наших детей любое море было просто морем? А как оно называется – Средиземное, Красное, Эгейское, Балтийское. Чёрное – какая разница? Мы верили в удачу, мы надеялись расплатиться. Не думали, что такое произойдёт с банковской системой. Обмануть можно старуху с её грошовыми гробовыми, но не нас, не господ Лукьянова и Молчанова! А теперь я и тебе рекомендую уехать в Молдавию или под Тулу. Куда-нибудь, на парное молочко. Эта страница в нашей жизни перевёрнута, и нам будет, что вспомнить. Но цепляться за барахло мы не должны. Выздоровеем на природе, на огороде, тогда подумаем, что дальше делать. Мы стали другими, Сашка! В тот вечер, после похорон Артёма, мои родители, как оказалось, в последний раз на сноху поглядели. И я не желаю обрекать их ещё и на свои похороны, а перед тем – и на похороны внучек! Мне было ясно сказано в ту ночь: «Ты умрёшь последним, а перед тем схоронишь всю свою семью…»

– Я тоже решила расстаться с прежней жизнью. – Саша осторожно просунула руку под локоть Никиты. – А как же иначе-то? Хватит с нас горя, хватит потерь. Мы своими руками не выроем могилы нашим детям. – Саша подумала, стоит ли говорить Молчанову про бабушку Артёма и решила, что нет, не стоит. – Пойдём в дом, здесь зябко.

– Пойдём. – Никита набрал код на щитке. – Ты к себе сейчас?

– Нет, к вам. Я тоже хочу с доктором поговорить. – Саша поймала удивлённый взгляд Молчанова и даже обиделась. – Вы были со мной, когда не стало Артёма. И я не брошу тебя с девчонками сейчас…

Не дожидаясь охранника, Саша вызвала лифт, и зубы её стучали от холода. Никита обнял соседку за хрупкие плечи, прижал к себе, и так они вошли в кабину. Саше хотелось поскорее увидеть свою подругу, несмотря на то, что Марина уже никогда не сможет ответить на её обычный «приветик». И думала только об этой совсем близкой встрече со спокойной неподвижной Мариной, а не о грядущем расставании навеки, до которого ещё нужно дожить…

Порывистый восточный ветер то и дело хлопал дверью балкона, швырял Саше в лицо ледяные капли дождя, пролетал по опустевшей квартире, притихшей в ожидании расставания с хозяевами. Вдова сидела одна на кухне и в третий раз просматривала пришедшую вчера по почте видеокассету. Обратный адрес на пакете она так и не смогла разобрать. Кажется, посылка была из Белоруссии.

А вчера, перед тем, как забрать послание из почтового отделения, Саша крючком вязала будущему ребёнку кофточку, и старалась думать только о нём, неведомом, но любимом сыночке. Думала о том, как назвать его, но ещё не решила твёрдо. То склонялась к тому, чтобы дать ребёнку имя его несчастного отца, то думала, что младенцу лучше стать Александром Шульгой, в память дедушки. Неожиданно добавила к этому списку ещё одно имя – Траян. Так звали непутёвого племянника, которого Саша всё равно жалела. И, в конце концов, пришла к выводу, что имена её детей будут звучать так – Алла и Траян. Возможно, фамилии у них будут разные, ведь у Павла с Аурикой больше детей нет, и им будет приятно увидеть нового Траяна Шульгу.

А потом она пошла на почту, получила небольшую лёгкую коробочку, упакованную по всем почтовым правилам. Ничего не понимая, уже на кухне Саша разрезала веревочку, отломила сургуч, развернула бумагу и достала футляр с видеокассетой. Но никакого письма, объясняющего, в чём дело, не было, и Саша долго не решалась поставить кассету в «видак».