Ночь, когда мы исчезли - Николай Викторович Кононов

выгорит, я поделюсь с ним гонораром. Месяц я листал в полутьме ветхие страницы и всё-таки нашёл запись, что такой-то надел стал собственностью Шенборнов, а прежний владелец потерял право на него претендовать. Рядом указывалась фамилия и адрес владельца. Осталось понять, живёт ли правнук на том же хуторе, и если на том, то в руках у меня находилось солидное доказательство. Я навёл справки: казусы возврата земель с такими документами уже случались.

В одно из воскресений я встретил фермера на рынке. Он был беден и жил именно в дедовском доме. Фермер выслушал моё предложение и сказал, что сможет расплатиться только после перехода земли к нему. Я спросил: нет ли ещё таких обиженных Шенборном, как он? Тогда я бы снизил цену своих услуг.

Фермер смекнул, и в следующее воскресенье явилось уже около двадцати его соседей, что тут же придало иску вес, тем более что мы вовремя рассказали о нём газетчикам. Несколько месяцев я всматривался в ветхую бумагу с лисьими пятнами и нашёл пращуров большинства потерпевших. Процесс начался. Под руководством Вальницкого я защитил почти сотню фермеров и вернул им землю.

Такова история капитала, в происхождение которого вы и ваши коллеги из CIC всматривались столь пристально…

Обучая новичков-соколов, я, разумеется, скучал по настоящему, высокому футболу. Однако примкнуть было не к кому: в городе играла одна команда, и та венгерская, а венгры не принимали чужаков. Я часто сидел на трибунах, но потом отказался от этого занятия, поскольку тоска только нарастала. «Мункач Спорт Эгешулет» играл не хуже «Ахиллеса», и непонятно было, что мешает мне выбежать на поле, натянуть перчатки и утвердиться в прямоугольнике ворот, приносящем одновременно покой и азарт.

Желаниям моим помогло то, что Мукачево было небольшим, едва ли там набиралось более тридцати тысяч горожан. Около русских обществ и соколов вращалась одна и та же публика, и по чуть-чуть набралась славянская команда. Основой были мои старшие ученики. Мы взяли сразу два состава и назвались «Слованом».

Поскольку теперь я имел на счету кое-какие деньги, то отдал часть гонорара на мячи, а себе выписал из Праги бутсы и перчатки. Сетки для ворот венгры берегли и снимали после каждой тренировки, поэтому нам пришлось заказать свои собственные на текстильной фабрике. Не буду долго на этом останавливаться и расскажу лишь о двух фактах, важных для дальнейшего.

Во-первых, моё тело вспомнило, выпустило из себя, как из клетки, необходимые движения — будто проснулся некий тигр, потянулся и вырвался на свободу. Ликуя и не обращая внимания на ссадины и кровь, я прыгал за мячом по углам ворот. Большинство «слован» играли неумело, но некоторые всё же исполняли удары на высоком уровне. Отбивать их кручёные и запущенные парашютом мячи было сложно и чудесно.

А во-вторых, вратарский взгляд влиял на то, как я стал думать и чувствовать. Если сидишь на трибуне, тебе неминуемо покажется, что к вратарю предъявляют маловато требований. Несчастные полевые игроки мечутся как оголтелые и валятся с ног от усталости, а он… Но в том-то и дело, что, раз требований к вратарю немного, они крайне высоки.

Раз вратарь не скачет, задыхаясь, по всему полю, значит, в те редкие мгновения, когда игра докатывается до него, он должен спасать всегда. Такова его последняя ответственность. Подлость же заключается в том, что игры проходят в любую погоду и даже на снегу и вратарь часто мёрзнет, стоя без дела, — даже когда машет руками и ногами, чтобы не околеть совсем. И часто бывает так, что, когда наступает решающий момент, в который следует выручать, скованные мышцы вратаря подчиняются недолжным образом.

Впрочем, я смирился с этим и часто прыгал в самые глубокие лужи, забирая в ногах у чужого нападающего мяч и не позволяя ему ударить по голу. Когда игра укатывалась на противоположную половину поля, я бегал и прыгал, чтобы согреться на злом ветру, и напевал, стуча зубами, что-нибудь победительное или, наоборот, сентиментальное.

Против нас согласился сыграть второй состав венгров из «Эгешулета». Когда игра началась, я чуть не разрыдался. Душа моя вернулась на наше с Аракеловым гимназическое поле. «Эгешулет» оказался силён и выиграл, но тем слаще были моменты, в которых мне удавалось спасать команду. Например, когда мадьярский хавбек обманул защитника и, бросив взгляд на диспозицию в моей площадке, подал мяч на набегающего форварда.

Следуя за полётом мяча, я сделал несколько шагов вдоль ворот в сторону форварда, чтобы закрыть для его удара чрезмерно раззявленный угол. Но тот оказался хитрее и, кратко мотнув головой, ударил против направления моего движения — в тот угол, который я только что оставил.

Положение моё осложнялось тем, что мяч летел по восходящей траектории и грозил дугой опуститься в ворота прямо за моей спиной. Я успел оценить скорость его полёта, остановился и попятился чуть назад, чтобы мяч не смог перелететь меня. Вратарским чувством я знал, что он запущен под самую перекладину и слишком далеко пятиться нельзя, иначе я, как неловкая рыба, запутаюсь в сетке ворот.

Поэтому я подождал, когда мяч чуть снизится, оттолкнулся от земли и потянулся к нему в воздухе кончиками пальцев. Чтобы достать его, пришлось вытянуться и в прыжке задрать ноги едва ли не выше головы, подобно коту, прыгнувшему за бантиком.

Так я застыл и, казалось, висел в воздухе дольше обыкновенного. Это был один из острейших эпизодов, к которым я возвращаюсь, — редкая, чисто спетая песнь тела.

А когда я падал из этой высочайшей точки, перебросив мяч через перекладину и спасши товарищей от гола, сюртуки, кепки, пояса, сапоги, лица на трибунах смазались и понеслись вниз. Одна лишь чёрная фигура, прямая как единица, в скупом, без оборок и чего бы то ни было платье, не смазалась и никуда не уехала, будто сама покоилась в воздухе.

Грянувшись о землю и едва не сломав рёбра, я вскочил и, замирая, осторожно посмотрел на трибуну: не привиделось ли.

Не привиделось. Меня разглядывали в бинокль.

5. …d5

Асте Вороновой

Рю де ля Монтань, Сент-Женевьев, 20, 75005, Париж, Франция

Вера Ельчанинова

Бекстер-авеню, 18, Нью-Йорк, 11040, США

На Рождество после ночной службы мы съели несколько дымящихся картошин, выпили вина с отцом Александром и Еленой и легли спать у них на лавках. Через три часа задребезжал будильник. Налив чай в термос и взяв по мешочку сухарей с солью, мы побрели по скрипучим чёрным улицам к комендатуре. Автобус уже стоял там.

Темень, звёзды, щиплющийся мороз, лай собак.