Мы уходим последними… Записки пиротехника - Виктор Иванович Демидов

Конюшенной площади, выгнать из Михайловского сада гуляющих, «заморозить» Невский перед Казанским собором…

– Что это даст? – в который раз наседаю на него. – Зрители еще страшней. Если вдруг что случится, лучше, чтобы в этом районе оказалось минимум людей – просто случайные прохожие. А оцепление на Невском соберет такую толпу – работать станет невозможно…

Часов около пяти верхолазы сообщают, что «можно потихоньку двигать». Однако уже стемнело, и все дела решаем перенести на завтра.

В десять утра было темно и пасмурно. В одиннадцать появилось солнышко, и город предстал перед нами изумительной палитрой сдержанных осенних красок. Под оставшимися внизу черными, орлами на башенках «Спаса», как игрушечный, шел к Невскому набухающий первым ледком канал, и, как игрушечные, вдоль канала один за другим катились крошечные грузовички и легковушки. Живилась и трепыхалась маленькая Конюшенная площадь. Все выглядело удивительно чистым, вымытым. Даже заводской дым за Невой, казалось, не валил столбом, а выходил тоненькими аккуратными струйками.

Балансируя над провалом, мы не без труда приподняли снаряд и перевязали его узлом, прозванным у такелажников «удавкой». Веревки прицепили к металлическому тросу. Потом верхолазы полезли еще выше, к самому кресту, где стояли лебедки, а я остался около снаряда, чтобы направить его точно по центру пролома вниз, в церковь.

…Огромная чушка хищно замерла над дырой, недовольно поводя почерневшим от времени носом. Я нацелил кинокамеру – очень уж хотелось запечатлеть этот момент на пленку.

– Майна! Поехали!

Снаряд нехотя раскрутился на привязи и, покачиваясь, пополз вниз. Со стен на него косились закопченные лики святых, вспугнутые голуби провожали почетным эскортом, из-под моих ног вслед сыпалась кирпичная пыль…

– Ну как там? – крикнул я в гулкое темное пространство и чуть не сорвался – проклятый карабин ремня сполз с изогнутой трубки, за которую я цеплялся.

– Нормально! – откуда-то из глубины весело откликнулся Николаев. – Подается!

«Дается, дается, дается…» – заговорили невнятно стены.

Грамоты Ленинградского городского исполкома «За отвагу и мужество при выполнении верхолазных работ и извлечение снаряда» нам и верхолазам реставрационных мастерских Евгению Кастьянову, Вячеславу Коробкову, Владимиру Майорову, Александру Мацкевичу и Владимиру Смирнову вручал секретарь исполкома Николай Дмитриевич Христофоров.

– Никогда бы не подумал, – сказал он, – что в самом центре города еще сохранились такие штуки.

– И совершенно напрасно, – пошутил я. – Два года назад осенью точно такой же снаряд мы вытащили вот здесь, под самыми вашими окнами, на Исаакиевской площади. Видите, как раз там, где из-под моста вытекает Мойка?

– Любопытно, – улыбнулся секретарь. – Ну что ж, раз так, пожелаем вам успехов в этом, не очень приятном деле…

А неприятных дел было еще много. 29 октября мы любовались чудесной панорамой Ленинграда из купола «Спаса на крови», а тридцатого меня уже спускали с борта теплохода в страшно неудобном водолазном костюме в мутную глубину Псковского озера. Стало известно, что здесь, в створе деревень Медли-Любницы, на самом фарватере, немцы затопили в сорок втором большое количество взрывчатки.

Но это уже другая история…

Тихий парень

Как вы уже знаете, Валентин Николаев был у нас в группе шофером. Так что все наши встречи проходили, можно сказать, на колесах. Мы изъездили с ним вдоль и поперек Ленинградскую область, исколесили Псковскую – почти весь Северо-Запад. Часто бывали мы и на родной его Новгородщине. Но ему всегда не везло – то маршрут проходил где-нибудь в стороне от его деревни, то времени в обрез. Уже почти два года Валентин не был дома, хотя писарь из строевой части, его земляк, добросовестно сберегал для него выписку из приказа, где рядовому Николаеву В. В. за успехи в службе и другие важные дела предоставлялся краткосрочный отпуск. Товарищи его ругали, обзывали в сердцах «тихоней», а он отмалчивался и на «положенном» не настаивал. Знал, как трудно нам было выкроить для него эти десять-двенадцать дней.

Как-то мы снова оказались в Новгороде. Был печальный вечер как раз того времени, когда осень еще не наступила, а лето уже кончилось. Воздух успел вдоволь напитаться влажной бодрящей свежестью, деревья же совсем по-летнему шелестели густой, сочной листвой.

Новгород – город особенный. В нем как-то уж очень органически слились очарование исконной старины и простор современной архитектуры. Среди новых широких улиц нет-нет да и мелькнет вдруг уютная башенка; от нарядных светящихся магистралей разбегаются во все стороны тихие глубокие проулки с одноэтажными домами, палисадниками и ленивыми собаками. Тишина. Покой. Кажется, нет никакой жизни, разве что мелькнет вдруг где-то тень на кипенно-белой занавеске, и снова пусто.

Ехали мы и раньше не спеша. А в этих проулочках Николаев вел машину еще осторожнее. Да и сам притих, так что даже болтливый приятель, всю дорогу сыпавший шутками и прибаутками, не мог его расшевелить.

В глубине одной из улиц Валентин сбавил ход.

– Товарищ старший лейтенант, можно на минуточку остановиться?

– Стряслось что-нибудь?

– Нет, ничего не стряслось. Тут из нашей деревни… – он никак не мог подобрать нужное слово, – ну, одна знакомая приехала…

Сзади понимающе ухмыльнулись. Валентин окончательно потерялся и замолчал.

– Ладно, давай, только скорее, – сказал я. – Нам еще двести верст на ночь глядя – понял?

– Мигом, – повеселел наш водитель. Радостно засуетился, плавно выкатил машину к обочине и бросился к ближайшему домику с единственным светлячком окна.

Ворчливо заскрипела калитка, зашуршали под ногами листья, и все стихло.

– Ну чего же ты?

– Поздно уже, спят, наверное… – Он тяжело вздохнул и неуверенно повернул обратно.

– Подумаешь! – Болтливый парень, обрадованный возможностью размяться, выскочил из машины. – Пошли…

Он широко, по-хозяйски прошел через палисадник и решительно стукнул в запертые двери.

– Зови, не бойся.

На стук вышел заспанный мужчина и недовольно объявил, что его постоялицы нет дома. Валентин разочарованно поплелся к машине.

Уехать мы не успели – она пришла.

…Они стояли рядом, за брезентовым кузовом автомобиля, перебрасывались нескладными приглушенными фразами, бессвязно переходили от одной темы к другой, подолгу молчали, конфузясь нашим присутствием, и через каждые пять слов прощались.

– Ну, пока… – И опять про каких-то знакомых.

– До свидания… – И в который раз: – Дома-то давно не был?

– Давно. А ты, значит, тут живешь?

– Тут… Ну, так пойду я?

– Ага… Привет там передавай.

– Передам… – И любопытным женским шепотом: – Кто этот в очках-то? Все начальство возишь?

– Начальство…

– Повезло тебе – другим в армии вон как, говорят, достается…

– Повезло…

– Не тяжело служить-то?

– Нет, чего мне!

– Ну да – с машиной оно завсегда легче…

Они шептались, а я сидел и думал: «Милая девушка, если бы ты только знала, как «повезло» твоему Валентину! Будь на