Звёзды с корицей и перцем - Кира Владимировна Калинина

это вникать. Бюро не смогло доказать умысел, но посадило мне на шею своего человека. Этакого цепного пса. Подозревать смайянских сотрудников — его мысль. Но я добьюсь, чтобы этого типа отозвали. В конце концов, у нас гражданский проект, а все наши люди тщательно отобраны и любят свою работу.

— Вы идеалист, Рикард, — Эльга поймала сторрианина под руку, на секунду прижалась к его плечу. — Но это мне в вас и нравится.

Она отпустила его и быстро пошла вперёд, почти побежала — вниз к ручью.

— Так циник или идеалист? — крикнул он вслед.

Нагнал Эльгу в несколько шагов — с широкой улыбкой на лице, и она тоже улыбнулась:

— Вижу, мне удалось вас расшевелить.

Ручей был мелким, но быстрым и довольно широким, шагов восемь или девять. Дно усеивали камни.

Присев, Эльга потрогала воду:

— У-у, ледяная.

— И ни моста, ни брода.

Ди Ронн огляделся по сторонам и стал расшнуровывать свои походные ботинки. Эльга хотела последовать его примеру.

— Не надо. Я вас перенесу. Не то пораните ноги, а они, уверен, у вас нежные. И наверняка простудитесь.

— А вы — нет?

— А у меня холодная кровь, — он усмехнулся. — Думаете, я не знаю этой присказки?

Ди Ронн разулся, снял длинные носки в серо-чёрную клетку и закатал брюки до колен. Эльга с интересом рассматривала его крепкие икры в поросли рыжевато-русых волос, таких мягких на вид, что хотелось потрогать. Позже, улыбнулась она про себя. Когда придёт время.

Ботинки с вложенными в них носками по одному перебросили на другой берег ручья. Следом полетела сумочка Эльги, завернутая в куртку ди Ронна.

Он подошёл, осторожно ступая босыми ногами, и Эльга обхватила его за шею.

— Не бойтесь, не уроню.

Она не боялась. Шумел по перекатам ручей, веяло влагой и прохладой. Ди Ронн шёл медленно, ощупью находя подходящую опору. Мышцы его были твёрдыми, сердце в груди билось ровно и сильно.

— Вот и всё, — он аккуратно поставил Эльгу на ноги, но из объятий не выпустил.

Она положила руки ему на плечи. Его глаза были вечерним небом, в котором просыпались звёзды, и она позволила себе утонуть в их мерцающей глубине, а чтобы было удобнее, откинула голову назад и приоткрыла губы.

Ди Ронн целовал её не торопясь, но настойчиво и с чувством, словно пытался одним поцелуем взять всё, что недобрал за эти недели. Его руки двигались по её телу всё смелее, и Эльга не спешила это прекратить, уговаривая себя: пусть пока... ещё чуть-чуть, ещё пару секунд… Однако когда ди Рнн с жадностью зарылся пальцами ей в волосы, вспомнила про заколку и оттолкнула его.

— Хватит, Рикард! Надо идти. Ты и так съел мне всю помаду, — у неё вырвался смешок. — Всю, что ещё оставалась.

Она не собиралась переходить на ты — так вышло. А исправляться теперь поздно.

— Сладкая, — ди Ронн коротко облизнул губы, взгляд у него был шальной. — Как клубничное варенье.

Остаток пути проделали без приключений. Настроение у сторрианина заметно поднялось, но время от времени он мрачнел, рыская взглядом по окрестным склонам.

Солнце укатилось за горы, и было ясно, что на автобус они опоздали. Над лугом, озарённым вечерним светом, вилась мошкара. У Эльги гудели ноги, от долгого пребывания на свежем воздухе голова была хмельной.

Когда впереди показались первые крыши и заборы, она достала зеркальце, пудру, расчёску и привела себя в порядок. Отряхнула и оправила одежду.

Короткие, чуть вьющиеся волосы ди Ронна растрепались и спутались. Он с ухмылкой наклонил голову, позволив Эльге себя причесать.

— Хочешь поразить местных городским лоском?

— Хочу, чтобы мы произвели на эра старосту и его пикап впечатление приличных людей, а не питекантропов из леса, — в тон ему ответила Эльга.

Однако производить впечатление оказалось не на кого.

В Тровене не было мощёных улиц, не было фонарей, линий электропередач — и людей тоже не было. Никто не попадался навстречу, не стоял у ворот, не сидел на лавках под окнами, не перекликался через улицу, не проезжал мимо на дребезжащей телеге, не гнал гусей с местного озерца, не чинил крышу, не ругался, не смеялся. Чужаков приветствовал только собачий лай да голоса домашней скотины из-за крепких деревянных оград.

— Эй! — крикнул вдруг ди Ронн.

С крыльца дома, построенного из кусков сланца разной величины, привстал малец лет десяти, быстро сунув за спину что-то подозрительно похожее на папиросу.

— Родители дома?

— Не-а, — ответил мальчик, без страха рассматривая незнакомых взрослых. — На свадьбе.

— А где свадьба?

— Да на том конце, — взмах рукой наискось. — Пойдёте так, потом свернёте так, — ещё два маха. — А там уже видно будет.

— Не проводишь? Я тебе монетку дам.

Пока шли — до поворота, потом направо, — выяснили, что сын местного сыровара женится на дочери овцезаводчика, который приходится двоюродным братом старосте, эру Вейну. Так что на свадьбе гуляет вся деревня.

Прежде чем расплатиться, ди Ронн спросил:

— Не продашь папироску? А то мои кончились.

Сговорились на два медяка. Отдавая деньги, сторрианин заметил, что курить вредно: в груди всё забивается сажей, чернеет и гниёт.

— Ага, — фыркнул мальчик. — А вы чего тогда курите?

— Привык, — ди Ронн сделал скорбное лицо. — Отвыкать знаешь как сложно.

Взял из маленькой руки нераскуренную папиросу, бросил: «Ну, бывай», и они с Эльгой двинулись вниз по улице, туда, где сновали люди, слышался шум и вились дымы над крышами. Несколько секунд малец смотрел им вслед, потому развернулся и припустил прочь, как заяц.

— Думаешь, это убережёт его от вредной привычки? — спросила Эльга.

Ди Ронн пожал плечами:

— Уши дурачку без меня накрутят.

— Да, за то, что взял дорогие отцовские папиросы. Это Смайя, Рикард.

Сторрианин хмуро взглянул на неё, смял свою добычу и швырнул в траву у забора.

В юности Эльге случалось бывать на деревенской свадьбе, и она знала — это стихия, которой трудно противостоять.

Их заметили, едва ли не под руки втянули в открытые ворота. Во дворе, вокруг дома, в саду было полно народу, в воздухе витало возбуждение, смешанное с алкогольными парами и дымом от жаровен, на которых исходило соком и покрывалось румяной корочкой что-то мясное. Гудели дудки, бряцали бубны, заливался аккордеон, нестройные голоса начинали петь и замолкали. Веселье было в