Всё зелёное - Ида Мартин

Макс с Зоей сидели друг напротив друга и кидались салфетками. Они были так увлечены этим занятием, что в разговоре почти не участвовали.

— Какое в лес? Хорошо, если получается вообще на улицу выползти, — мельком взглянув на мою полную тарелку, Влад передал мне кетчуп. — Мы только второй этаж закончили красить, а пашем уже больше месяца.

— Нет, ну не то, чтобы, конечно, пашем, но быстро не получается. Вы же видели, сколько здесь комнат. И потолки жуть какие высокие, пока до верха доберёшься… Первый этаж с непривычки долго шёл, потом приноровились.

Друг Влада, Егор, оказался живой и разговорчивый. Невысокий, суетливый, с художественно всклокоченными волосами и в стильной обтягивающей белой футболке с изображением большеголового Котенка по имени Гав и надписью на спине: «А давай вместе!».

— Но в лес мы не только поэтому не ходим, — произнес он загадочно и замолчал в ожидании расспросов.

— Я бы тоже туда не пошла, — Зоя отвлеклась от игры. — Я и так леса боюсь, а у вас он вообще жуткий. Страшно подумать, кто там водится.

Егор довольно закивал:

— Там водятся волки, кабаны, лисы и зайцы, а ещё оборотни и доппельгангеры.

— Это ты только что придумал? — рассмеялась Зоя.

— Не веришь, да? Спроси у Амелина — это он мне первый об этом рассказал. Поначалу я тоже не поверил, конечно.

— Я не знаю, кто такой Амелин, но этих всех выдуманных тварей я не боюсь. Я боюсь людей.

Макс прицелился и попал смятой в шарик салфеткой ей в вырез блузки. Зоя возмущённо взвизгнула, без стеснения сунула руку за ворот, вытащила шарик из лифчика и с силой отправила его Максу. Шарик летел мимо, высоко над его головой. Но Макс поднял руку и не глядя поймал.

— Мы хотели там кино снимать, но, может, и не будем. Любишь кино? — Егор повернулся ко мне.

Я кивнула.

— А что любишь?

— Я люблю артхаус и авторское кино. То, которое «не для всех».

По правде говоря, мои глубоко интеллектуальные мама с папой смотрели только такое. Потому что «исковерканная мировая мифология» и «переписанная история» прокатного кино вызывали у мамы культурный шок, а у папы, по его словам, отрыжку.

С детства я впитала, что хорошее кино — это то, в котором ничего не понятно, и когда по десять минут в кадре находится предмет, который обязательно что-то символизирует. После просмотра такого кино родители часто долго обсуждали его, разгадывая, как ребус.

— Ого. Круто, — Егор придвинул стул ко мне. — Классно, что ты разбираешься. Я тоже люблю кино. Только я его снимаю.

— Настоящее?

— Разве бывает игрушечное кино? — он развеселился. — Самое что ни наесть реальное. Только в формате веб-сериала. Сейчас это самый тренд. Одна серия — не больше пятнадцати минут, чтобы в метро удобно было смотреть. Мой друг Марков говорит, что если снимать такое в качестве рекламного проекта, то это самое выгодное, что только можно представить. Ты получаешь деньги от спонсоров и одновременно зарабатываешь на самом контенте в сети с минимум вложений. Достаточно одной или двух локаций…

— Петров! — громко одернул его Влад. — Давай ты про своё кино потом расскажешь?

— Хорошо, — прилежным взглядом Егор обвёл всех и наткнулся на Артёма.

Тот же с пристальным ожиданием смотрел на меня, я улыбнулась ему в ответ.

— А ты хотела бы сняться в кино? — зашептал мне на ухо Егор, но его прервал заливистый Зоин смех. Салфетка, которую она запустила в Макса, повисла на вилке, зацепившись за зубчики.

— В четвёртой серии. В ужасах. Мне нужна пара, — продолжал Егор. — Любовная сцена вначале. Спортсмен и красавица. Все дела. Ну, ты понимаешь…

— Не очень.

— До этого мы планировали обойтись без девушки в кадре, но это, конечно, не то… У нас есть Настя, но у неё главная роль в другой серии. Ты же хочешь сняться в кино и прославиться?

— Нет, спасибо. Я не умею изображать других людей.

— А подруга твоя? — Петров кивнул на Зою. — Она согласится? Мне нужны красивые лица. Особенно девушки.

Он повернулся к Владу:

— А что, если я буду спортсменом, а свою роль отдам Якушину?

— У тебя в сценарии написано: мускулистый и мужественный. Это явно не ты, Петров.

— На себя намекаешь?

— Больно надо. У меня твоё кино в печёнках сидит.

Внезапно Зоя вскрикнула и подскочила. Стул, на котором она сидела, опрокинулся, смеясь, она бросилась к Максу. Тот рванул от неё. Они с топотом обежали вокруг стола и выскочили в коридор.

Егор громко и радостно расхохотался.

— Ты чего? — подозрительно покосился на него Влад.

— Вспомнил, как мы моей футболкой в Волоколамске кидались, когда нас гопота обула.

— Не знал, что это была твоя футболка.

— Я и сам не знал, пока не обнаружил, что её нет, — Егор поднялся и взял свою тарелку. — У нас тут самообслуживание.

Влад снова посмотрел на мои пельмени:

— Почему ты ничего не съела? Совсем гадость?

По его обеспокоенному тону я поняла, что варил их он.

— Можно я потом доем? Отдохну немного и съем.

Он согласно кивнул.

— Видела кровать с балдахином? — спросил Артём. — Давай выберем её?

Я взяла тарелку в руки, чтобы отнести на кухню, встала, и в один момент всё ухнуло в пропасть.

Стена медленно наклонялась, оседала, рассыпалась на кирпичики. Бело-желтое песчаное марево. Цементная пыль, взметнувшаяся до солнца. Корпус рушился снова и снова.

We found love…

Я всё силилась сказать, чтобы они не волновались, и что обмороки для меня вполне привычное явление, но от внутреннего озноба челюсти свело. А снаружи разгорался пожар.

Мне дали стакан воды и таблетку. Потом ещё одну.

Я надеялась, что те руки, которые меня переодевали и укладывали в постель, принадлежат Артёму или Зое. Но по большому счёту было всё равно.

Кровать оказалась неширокая, но удобная, я прижималась лбом к стене и чувствовала её прохладу. До тех пор, пока стена вновь не начинала наклоняться, предвещая очередное обрушение.

Меня назвали Витой, чтобы запрограммировать на жизнь. Ведь, действительно, не может же сама жизнь умереть. Умирают люди, а жизнь остаётся. Она течёт, подобно водному потоку, неся свои корабли сквозь шторма и бури, и даже если некоторые из них тонут или теряются, движение жизни не прекращается никогда.

Я всегда была болезненным ребенком, хотя отделить настоящую болезнь от маминых мнимых страхов получалось нечасто.

Тебе нельзя переохлаждаться, потеть, сидеть на диетах, не высыпаться, нервничать, висеть вниз головой, быстро бегать… Влюбляться тоже было нежелательно.