Гимн торжествующей Любви - Анна Герман

Сначала интерес:

– А петь где будешь?

– В Советском Союзе. Приглашают на гастроли в Москву.

Сразу разочарование.

– Петь будешь по-русски, что ли?

– Нет, на польском. Я же польская певица.

– Хорошо, я попробую посмотреть, что есть, и обязательно перезвоню.

По тону было понятно, что «обязательно» вовсе не означает ничего обязательного. Ни моя персона, ни гастроли в Москве композитора не прельстили.

Второй звонок оказался еще менее удачным:

– Песня для тебя? К чему тебе мои песни, ты же сочиняешь сама. Ты у нас теперь композитор…

Профессионалы не прощают, когда в их дела вклиниваются дилетанты. Я написала музыку для «Человеческой судьбы», даже исполнила цикл и записала его на пластинку. Все успешно, но сама понимала, что львиная доля успеха в моем «возрождении».

Но я же не могла вечно напоминать зрителям и слушателям о своей трагедии, о своем восстановлении? Если уж вернулась на сцену, нужно искать новые песни, способные стать очень популярными. Писать такие для меня было некому. Катажина сотрудничала с Родович и менять певицу не собиралась, Краевский писал для своих «Червонных гитар», все остальные тоже были разобраны.

Песен нет, композиторов нет, оставалось писать самой для себя.

Я не композитор, и не потому что нет соответствующего образования (и певческого образования у меня тоже нет, не считать же таковым нерегулярные, хотя и очень-очень полезные занятия с гениальными педагогами, тратившими свое драгоценное время на мое обучение просто из желания помочь, и учебу «вприглядку» за другими талантами прямо на сцене?), просто я не пишу музыку, скорее подбираю, наигрываю, а вот теперь просто напеваю родившуюся в голове мелодию. Я не композитор, я только создательница мелодий.

Как рождается мелодия? Для этого нужен текст. Если стихотворный текст берет за душу или просто почему-то нравится, рождается мелодия, которую я стараюсь записать, вот и все. Оркестровку и остальное делают другие, в этом я профан.

В Польше ни петь, ни записывать почти нечего. Все композиторы «разобраны», оркестры тоже, не повторять же уже пройденное. У меня много новых советских песен, но их нынешняя Польша и вовсе не жаловала.

Но Анна Качалина звала в Москву, записывать пластинки там.

А кто будет играть в Москве, ведь расписание оркестра Гостелерадио с изумительным Юрием Силантьевым с дирижерской палочкой в руках составлено на много месяцев вперед и перерывов в нем нет, нарушать график ради Анны Герман никто не будет. И оркестр самой фирмы «Мелодия» с Гараняном во главе тоже занят. Обычно никто ни под кого не подстраивался, оркестр записывался отдельно, когда появлялась возможность или просто нежданный перерыв в плотном графике работы, а голос певца просто накладывался на записанную фонограмму.

Я так работать не умела и не хотела. Как можно петь, не слыша живой музыки за спиной. Вообще не умею петь ни под оркестровую запись, ни тем более под фонограмму. Считаю фонограмму надувательством. Слушать в наушниках собственный голос и пытаться мимикой под него подстроиться, разве это не обман?

Первая пластинка у меня записывалась в Советском Союзе, тогда во время первых гастролей Анна Качалина предложила сделать миньон всего на четыре песни, потом решили записать долгоиграющую пластинку. Проблема в песнях, ведь я еще не пела русских песен, только польские, почему-то даже стеснялась разговаривать по-русски.

Работа не была сразу закончена, меня отозвали в Польшу, там «Польске награння» тоже решило выпустить пластинку с «Эвридиками».

Иногда я думаю, что было бы, не заметь меня Анечка Качалина? Кем бы я стала дома?

Именно Аня посоветовала мне петь песни советских композиторов:

– У вас должно получиться.

Но это же изменило отношение ко мне дома.

В Польше меня и мои песни любили, особенно после катастрофы, в 1970-м году я даже получила титул самой популярной варшавянки. Но потом, пока я болела и восстанавливалась, обогнали более молодые и современные. Польше оказались нужны несколько иные песни, а ансамблям другие солистки.

Если честно, тогда я подумывала, не пора уходить с эстрады, ведь можно же петь арии в концертном исполнении (о том, чтобы профессионально выйти на оперную сцену, речь не шла, куда мне в оперу с моим ростом!), записывать музыку, подобную «Аве Мария», а мало ли приложения сил, тем более для меня, которой каждый шаг, каждое движение все еще давалось с трудом.

Но мне хотелось петь со сцены и петь о любви. Вот такая потребность.

Это было распутье, когда я записала арии из «Тетиды на острове Скирос» Доменико Скарлатти, поняла, что могу петь и оперу. Я никому не говорила о размышлениях, просто старалась хоть что-то делать – записала свой цикл «Человеческая судьба», ту же «Тетиду», пела с военным оркестром польские и советские песни военных лет, выпустила книгу, были изданы ноты «Человеческой судьбы», но я чувствовала, что все не то…

Я не композитор, даже хорошо аранжированные мои мелодии не желали становиться хитами, где-то в глубине души я просто боялась, что интерес ко мне и моему творчеству держится в какой-то степени на интересе к моей трагедии.

Ну надо же, смогла подняться и даже выйти на сцену!

Каждое интервью начиналось с вопроса об аварии и том, как мне удалось выжить, восстановиться, где я нашла силы. Если так, то права редактор, сказавшая, что не изменив свой репертуар, не сделав его более современным, я смогу долго держаться только на своих рассказах о трагедии и преодолении. А песни пойдут как приложение к этим рассказам.

Я не желала петь в приложение, я желала просто петь.

И тут очень пригодилась помощь Анечки Качалиной.

Збышек вздохнул:

– Конечно, ехать в Советский Союз, чтобы завоевывать популярность там, не лучший выход, но я понимаю, что это выход именно для тебя.

Думаю, он чувствовал, что в ту минуту я сделала выбор в пользу песен советских композиторов, хотя внешне это выглядело вовсе не так. Были выступления в Париже, съемки на польском телевидении, концерт в Лондоне и даже гастроли в США, и только потом я отправилась с большой гастрольной поездкой в Советский Союз.

С тех пор гастроли по городам Советского Союза стали не просто постоянным, а основным моим занятием, я часто и подолгу ездила по самым разным городам.

Збышек спрашивал:

– Тебя хорошо принимают?

– Не просто хорошо, всей душой. Я на каждом концерте действительно отдыхаю душой.

– Значит, все хорошо, так и должно быть.

Какое счастье, что меня понял Збышек, потому что можно сколько угодно много гастролировать, быть сколь угодно успешной или, наоборот, неуспешной, но если нет поддержки в семье, дома, будет тяжело. Никакие хвалебные статьи или груды букетов, никакие заработанные деньги или толпы поклонников не заменят доброго слова тех, с кем ты живешь под одной крышей.