Степан Бердыш - Владимир Плотников

Вопрос: как же удалось коберам изменить и перековать бояр и князей? О, коберы зело изощрённо тут поработали. Все мы ходим на исповедь. И батюшки наши добры и чисты. И верим мы им, что никому тайн и прегрешений наших не разнесут. Только не всегда так было. А было так. После крещения Руси мальчиков из великокняжеских и боярских семей с младых ногтей приучали каяться и исповедоваться. Уловка в том, что во времена Владимира попами у нас состояли сугубо греки, реже хазары. Таковою причудой исповедной и был постепенно отлажен обязательный сбор всех тайных поверий и мыслей от вождей и защитников Руси. Ведая помыслы и грехи каждого, легче ведь рулить каждым и вертеть всеми, направляя личные поступки и общие шаги к выгоде своей державы — Византии. Так заняли исповедники все ключевые и хлебные должности в государстве…

Уже через век-полтора все жирные и вознёсшиеся бояре с князьями — когда-то бывшие первыми среди равных в боярском сословии — переменились в поработителей собственного народа. Так, вместо святого дела защиты общины и дома, мы получили и познали завоевание своими же изнутри общины! Своих старых русских новые русские всеми средствами удерживали в узде, и это стало их главной задачей! Из великой общины равных выделилась небольшая кучка «благородных» — благородных уже не по заслугам, а ввиду своей наглости и подлости. Червивый дух коберов проник в боярское сословие и сгубил его. Но всего больше тому способствовало пьянство, осенённое извратителями заповедей Христа и теми самыми церковниками. Тебе ли доказывать, что пьянство — самый сладкий, но и коварный дурман, позволяющий управлять человеком, толпой, народом? «Веселие на Руси пьянство есть», так?..

И что? Погибелен плод сей — Русь лишилась единого скрепа всерусской общины, каким были Ладога, Киев и Новгород. Четыре века держак стольного града необъятного русского княжества кочевал и плавал между Ладогой, Новгородом Великим, Киевом, Суздалем, Владимиром и Тверью, пока, наконец, не был «присвоен» Москвой. И как присвоен?! Хитростью, изворотливостью, вероломством, подлогом, доносом и жирной калитой ссудных и воровских денег. К общей беде, Москва сделалась не только столицей и дворцом правящего верха, но узилищем ремёсел, бесстыдным торжищем и ссудной лавкой всей Руси. Так выродились, вывернулись, извратились привычки и законы православной державности, общинности, самопожертвования, любви к Отчизне и верности обычаям предков… Так возник в сердце Руси свой продажный и растлевающий Вавилон или, если нравится больше, Карфаген…

Но даже сегодня волхвы и витязи служат Руси. Только вынуждены при этом ратовать из подпола, скрывая свои коренные привязанности, знания, верования и убеждения. Иначе их высмеют, как язычников, да просто изгонят со всех должностей или, как знать, истребят, объявив изменниками, супостатами и еретиками. После этого подумай: иудеи ли, хазары ли, просто ли жиды, тем более изгнанные из нашей земли, — ну как они могут быть крайними и по уши во всем виноватыми?! В них ли дело? Я так полагаю: беда в вечных коберах и их знахарях. А вот их-то, коберов, с лакеями ихними во всех народностях хватает. Есть они и среди русских по крови, но не по духу…

— Так что, друг Стеня, кобер — отнюдь не один жид, иудей, пун, гунн, мунгал или хазарин. Коберу ни к чему настоящая вера, бог его — нажива неправедная и набольшая. Посему тех иудеев, которые стремятся к Святой земле Израилю, почитая свою веру и землю предков, я бы не причислял к коберам. Ведь, ежели коберы получат власть и деньги, то зараз отрекутся от иудейства, предадут, ограбят и перебьют сынов Израиля за их добро, за их корысти и привязанность к отечеству. Так и выходит, что коберы — это те, кто презирает всякую веру, всякую землю, кто подло разоряет ссудой, кто грабит, позорит и растлит добросердечных и доверчивых хозяев и соседей, относя их к зверям, перед коими нет у кобера никаких обязательств и… хр-р… Уф, сморило вовсе… Так вот, Телесуфа из ни-и… — и посол захлебнулся в могучем храпке.

Чуден мир. Тель-Исуф. Хазарянин. Гонят-гонят его по свету, а где только не вынырнет? Это ж уму непостижимо: в глухоманных степных закоулках дворецкий у дикого хана и… жидовин или как там ещё? …Ах, да, хабир, кибир, кобер ли… Нате вам — не подавитесь! Телесука хренов!

То, что изрёк Хлопов, не стало для Бердыша большим откровением. От скрытых волхвов, которых помнил в детстве, он слыхал уж подобные былины. Правда ли всё это про старую языческую Русь или державный вымысел для самоутверждения униженного игом народа, — а доводы такие цепляли, заставляли сопоставлять и сомневаться, но только не слепо верить байкам из причёсанной летописи или приглаженной библии!

Что смущало, так это напор Хлопова супротив церкви. Хотя, по трезвом размышлении, Степан без посторонних нажимов и сам не раз ловился на крамоле: «Не всё, ох, не всё устраивает мыслящего человека в библейских толкованиях. Не толкованиях даже — в догматах, кои всех заставляют принимать слепо и глухо, как есть — без сомнений, раздумий и обоснований».

Бердыш сам не раз сталкивался с фарисейством больших чинов «во Христе». Всего пуще возмущало его вот это рабски трусливое «подставь вторую щёку бьющему» и «бедный обретёт рай на небесах». Что это, как не проповедь смирения трудового большинства ради глумливого жированья злого меньшинства? Сколь помнит, так и долбилось в голове сквозь боязливые запреты: «Эти призывы к смирению и всепрощению выдуманы нарочно, дабы держать в узде покорности, ярме послушания, под страхом анафемы за тягу к вольности всех недовольных: крестьян, повольников, работных людей». Чего ради? Да чтоб на корню выжечь уже ростки бунтовства и войны за справедливость. Мол, бог запретил, и всё тут…

А бог не зол, он — любовь и добро, а не разъединитель по разной вере…

И ещё удивлялся Степан Ивану. Ведь сколько грамотности и велимудрия у человека, а служит дальним послом, исполняя приказы совсем ничтожных временных поселенцев, уж, наверное, управляемых коберами и их царственными холопами.

А, впрочем, сам-то? Или не служишь таковым?

…и разве возьмись всяк заместо дела потакать своим мудрствованиям и сомнениям уклоняясь на основании сего от прямой службы отечеству потому только что не те мол люди правят и благоденствуют и потому-де в этой жизни всё неправильно как коберы тут как тут и вот уж кормилом водят и если каждый вдруг займётся только этим уксусно разъедающим разбором расслабляясь переосмыслением и дотошным толкованием то не дай Бог…

Разве только этим: уйдя в пустые думы и давясь негодованием на несправедливости, — спасёшь Русь, когда ей во все времена, даже самые смутные, нужны дела сильных заступников, честных кормильцев, умелых строителей, мудрых правителей, ясных духовников и толковых послов?!

Дано ль знать кому, сколько таких вот витязей верных, бескорыстных и безвестных раскидано по Руси-матушке?

И суждено ль когда им соединить свои руки, умы и силы ей на пользу и возрождение?

Однако…

У Степана голова пошла кругом. Ко сну.

Чуть свет Телесуфа ворвался в их тер — разделённую пологом половину терме — и свойски стукнул Бердыша по голенищу.