Восемнадцатый лев. Тайна затонувшей субмарины - Алексей Смирнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все же он был слегка смущен и в конце концов признался, что и ему стало не по себе, когда к дому подкатили пожарные. Он поначалу решил, что это группа захвата.
– Нервы у самого ни к черту стали, – сказал он. – Как у Хичкока: когда врага не видишь, он всегда страшнее.
Сорен Морель выжал Государственный архив, как лимон. Он нашел списки сотрудников Красного Креста, прикомандированных к лагерю в Бюринге в период с 1940 по 1945 год. Всего там значилось 18 человек, кто-то за это время появлялся, кто-то уходил. В числе прочих присутствовала и медсестра Урсула Линдблад. Ее след в шведской истории был отмечен еще двумя документами. В октябре 1942 года ей разрешили десятидневный отпуск в связи с замужеством, а в апреле 1945 года, как свидетельствовала Книга памяти Красного Креста, она погибла под бомбами в Гамбурге, участвуя в миссии графа Фольке Бернадотта «Белые автобусы».
Плоды своих изысканий Сорен Морель представил на «Орионе», под звук включенного пылесоса, чтобы оглушить возможных жучков, установленных на судне.
– Несчастная Урсула завела нас прямо под американские бомбы. И сама погибла, и нам ниточку порвала. Теперь понятно, почему наши неизвестные друзья указали нам на Матвеева. Они думали, что он покажет другую дорогу к Александру Бергу, – резюмировал Морель.
– Эта Урсула, судя по всему, была идеалисткой. Сначала в лагерь пошла, потом в Германию отправилась, людей от смерти спасать. Не могу поверить, что она вышла замуж и тут же роман с другим закрутила, – задумчиво произнесла Лена.
– Видели же, как она с Бергом целовалась! У меня тоже одна идеалистка была, в Африке в больнице за спидовыми ухаживала, а как сюда вернулась, так с половиной нашего циркового курса жила. Я когда узнал, мочалкой себе всю шкуру содрал! – тут же встрял Степка, который после расставания с «розовой девушкой» переживал период острого женоненавистнечества.
– Остынь, поцелуи не всегда связаны с сексом, – Лена перегнулась над столом и помахала перед красной Степкиной рожей, обожженной совместными усилиями моря и солнца, сложенной в трубку газетой. – Юра рассказывал, что его дед в Испании воевал, а там обнимаются и целуются по любому поводу. Я когда туда впервые приехала, перед окончанием гимназии, так решила, что меня вся Испания хочет, включая стариков и монахов.
– Сексуальная маньячка, и не скрывает, – буркнул Степка. Достав из кармана свой вечный кусок пластилина, он принялся выминать из него женскую фигурку. Прорезал ногтем дистрофические ребра, на месте груди присобачил две острые ракетные боеголовки, на голову налепил бандитскую кепку козырьком набок. Получилась Лена.
– Вылепи лучше придурка, целующегося со змеей, – девушка стремительно выбросила тонкую руку и, точно хамелеон языком, смахнула со стола произведение примитивного искусства.
– Эй, вы, хватит, стоп машина! Вспомните лучше весь разговор. Должна быть какая-то деталь, которую вы упустили… Да выключи ты этот чертов пылесос! Выйдем лучше на палубу, – Сорен Морель, очевидно, расстроенный из-за бесполезности своих архивных раскопок, распахнул дверь кают-компании, впустив внутрь объемные крики чаек и звук полицейской сирены, доносившийся с набережной.
Все потянулись за ним наружу с чашками кофе, неизбежным катализатором любой шведской мозговой деятельности. Стояли, облокотившись на релинг, наблюдая, как удаляется в сторону Хельсинки красная «Аморелла», стокгольмский заменитель Синей птицы.
– Книга… Матвеев сказал, что Урсула давала Бергу книги, и он увидел на одной из них экслибрис, медведь с пером, – задумчиво произнесла Лена. Ее пальцы, насквозь пробиваемые солнцем, отщелкивали дробь по козырьку кепки в шахматную клетку. Она стянула ее с головы после того, как головной убор, почувствовав ветер, вообразил себя чайкой. – Фамилия медсестры Линдблат, но в списке сотрудников Красного Креста есть врач Кристина Бьорнхувуд. Медвежья голова, как на экслибрисе! Что, если это она снабжала Берга книгами из своей библиотеки?
– Молодец, Лена. Бинго! – Сорен Морель шлепнул ладонью по лакированному деревянному ограждению палубы. – Эта мадам не стала бы афишировать свои особые отношения с интернированным русским матросом. Аристократка. Самое интересное, что она, скорее всего, еще жива. Я читал пару лет назад в «Шхерных новостях», что Кристина Бьорнхувуд добилась открытия паромной линии между материком и своим островом Фалько.
На берегу собралась компания, будто сошедшая с картинки в детской книжке. Крошечная старушонка-гриб в широкополой соломенной шляпе едва удерживала слишком тяжелый для нее новенький велосипед, который все норовил сбежать от хозяйки по песчаному склону в воду, двое рыбаков обнимали, точно вязанки хвороста, толстые упаковки своих снастей, «коммивояжер от Цейса», как мысленно окрестил его Юра, разглядывал в подзорную трубу, похожую на ствол орудия главного калибра, усыпанные островами дали. За спиной у него торчала тренога от трубы, на груди болтался бинокль в рыжем футляре. Наконец, имелась толстая решительная дама, гордо, как в «Мерседесе», восседавшая за рулем облезлого грузового мопеда с кузовом впереди. В нем комфортно расположились три барбоса, бесшерстная трясущаяся лань в голубой попонке, подчеркивавшей ее высокое происхождение, и две кудлатые дворняги, белая и черная. Они охраняли сваленную на дно кучу спальных мешков.
– С машиной на остров нельзя, только с велосипедами, – сообщила дама вышедшим из Степкиного «Вольво» Лене и Юре. Она явно считала себя полководцем крошечного отряда, ожидавшего переправы на тот берег. – Мне графиня разрешила завести мопед, поскольку у меня на острове туристический бизнес. Меня зовут Анна-Лиза Шьоквист. Вот визитка. Вам, кстати, не нужна ночевка? У меня хорошие домики. Пока сезон не начался, всего 500 крон в сутки. Или вы не для отдыха? – она критически оглядела парочку, не обремененную багажом.
– Надо было какой-нибудь рюкзак прихватить для конспирации, – подумал Юра. Ему вспомнилась давняя карикатура из журнала «Наука и жизнь», в разделе психологического практикума. Там проницательный инспектор Варнике вычислил в очереди пассажиров, поднимавшихся по трапу отправлявшегося в Гренландию самолета, террориста-самоубийцу. Все были в теплой одежде, а этот – в рубашке с короткими рукавами.
– Ко мне русский друг приехал, Стокгольм уже осмотрел, но я подумала, что же это за Швеция без шхер и островов! Вот, решила его на Фалько свозить. И недалеко, и настоящая графиня живет, и автотранспорт запрещен. Иностранцы любят такую экзотику, – затараторила Лена, незаметно пихнув Юру в бок, мол, я лучше знаю, как вести себя с этими подозрительными островитянами.
– И еще у нас целых два гнезда морских орлов. Такого нигде больше нет, эти птицы соперников не терпят. Орнитологи со всего мира едут. Вон, этот из Германии, – Анна-Лиза (это имя удивительно подходило для ее комплекции. В такие телеса можно было уместить и Анну, и Лизу, и еще для тощей Лены места хватило бы) кивнула на «коммивояжера».
Ее начальственный голос смягчился, она изволила слезть со своего кожаного пьедестала и подошла к новым знакомым: