Интрижка - Мелани Морган

— Моя сестра приехала и привела в порядок дом. Забрала одежду Марты и свадебные подарки. А все мелочи и фотографии сложила в коробку и убрала ее до лучших времен, — наконец произнес Томас.

— Нельзя было откладывать это так надолго.

— Разве для подобных вещей существует срок давности? — вскинул он голову. — Я что-то не знал об этом.

— Вы не должны замыкаться в своей печали. Вам нужно научиться жить с ней. — Барбара сознавала, что сейчас Томас «заперт» в своем горе, как в четырех стенах этого пустого дома. — Когда мы говорим о людях, которых любили, то нам кажется, будто они живы. Вам нужно чаще перебирать фотографии, вспоминать, как вы были счастливы вместе, что она говорила…

— Перестаньте! — воскликнул Томас. — Вы не понимаете, о чем говорите! — Потом он немного остыл и махнул рукой. — И я молю Бога, чтобы вы этого никогда не узнали.

— Ее любовь к вам вечна. — Барбара забрала у него тарелку, видя, что он больше не в состоянии есть, и погладила по руке. — Вы знаете это.

Действительно она не в силах ощутить всю глубину его страданий. Но ей тоже больно. Больно смотреть на этого человека. И ей очень хочется ему помочь. Вот почему она сидит сейчас с ним здесь, на этой кухне, а не спит спокойно в своей мягкой постели.

Барбара осторожно вынула фотографию из конверта. Это оказался снимок Марты в подвенечном платье.

— Манекенщица напомнила вам день вашей свадьбы? — мягко произнесла она.

— И вы еще спрашиваете!

Мисс Ровенталь смотрела на фотографию улыбающейся молодой женщины в белом платье с развевающейся фатой. Женщины, светящейся от радости, полной жизни. Она пыталась защитить Томаса, буквально вытолкнув его со сцены перед показом мод, а следовало, видимо, поступить как раз наоборот.

— Послушайте, Том. Марта была вполне земной женщиной из плоти и крови. Посмотрите на снимок. — Она протянула фотографию, но Томас не сводил глаз с лица своей собеседницы. — Вы любили ее всем сердцем. И она любила вас. Это останется с вами на всю жизнь, а фотографии — лишь кусочки бумаги. — Барбара вложила фотографию в руку Томаса. — Помните о том, что у вас было, а не о том, что вы потеряли.

— Я не могу. — Он положил снимок на стол.

— И все-таки посмотрите на нее.

После бесконечно долгой паузы, во время которой было слышно лишь мерное тиканье старинных настенных часов, Томас наконец решился перевести взгляд с лица собеседницы на фотографию, лежащую на столе. Он рассматривал ее, казалось, целую вечность. Безо всякого выражения на лице. Потом взял пачку других фотографий, схватил Барбару за руку и усадил на диван. Потом, сев рядом, начал показывать ей фотографии. Одну за другой. Молча.

Было еще несколько фотографий Марты в свадебном наряде — со своими родителями, с подружками невесты в бледно-розовых платьях, с женихом и шафером. На всех этих снимках Томас выглядел невероятно молодо. Казалось, с тех пор прошло не четыре года, а гораздо больше. А может, это горе так состарило его.

— Чарлз был шафером на вашей свадьбе?

Томас кивнул.

— Он вам очень близок?

Снова последовал кивок.

Пожилая чета — видимо, родители Томаса, — с двумя прелестными молодыми женщинами.

— Это ваши сестры? — пыталась разговорить Барбара хозяина дома.

— Кристина и Пола, — подтвердил он. — Это сыну Кристины я купил футболку на аукционе. В следующем месяце ему стукнет десять.

И Томаса словно прорвало. Он говорил и говорил. Рассказывал о друзьях и родственниках. О том, как отмечали это самое счастливое событие в его жизни.

— Это делал Питер со своими приятелями, — указал Томас на фотографию, запечатлевшую отъезд счастливых молодоженов из отеля.

Открытая машина, украшенная воздушными шарами и старыми туфлями. Надпись «Новобрачные» на заднем бампере. Томас и Марта смотрят прямо в камеру, машут руками и улыбаются.

На фотографию упала капелька влаги. Сначала Барбара подумала, что это — ее слезинка. Потом посмотрела на Томаса и увидела, что по его щекам катятся слезы. Поддавшись инстинктивному порыву, она обняла его и прижала голову Томаса к своей груди.

— Все хорошо, хорошо. — Слова, которые произносила Барбара, не имели значения. Она просто хотела, чтобы Томас знал, что его понимают и разделяют его горе.

— Барбара… — Томас произнес ее имя так, словно она была его последней надеждой в этом мире.

Барбара поцеловала его в лоб и ласково погладила по щеке.

— Ты не один, — прошептала она. — Я с тобой.

И ему действительно стало легче. Он обрел именно то успокоение, которое способна дать любящая женщина измученному страданиями близкому ей человеку.

Томас поднял голову, огляделся и еще раз произнес ее имя. Теперь в его голосе, нарушившем тишину кухни, звучали иные интонации.

— Барбара, — повторял он снова и снова, словно впервые в жизни услышал это имя и словно вдруг увидел мир совершенно другими глазами. — Барбара…

— Я здесь, — отозвалась она, расстегивая пуговицу на его рубашке, потом другую.

Томас вздрогнул. И Барбара подумала, что сейчас он остановит ее. Но он нежно коснулся пальцев молодой женщины, пристально глядя ей в глаза, словно желая проникнуть в самые тайные ее помыслы.

И он увидел то, что хотел увидеть. Окрыленный Томас прильнул к ее губам — осторожно, словно спрашивая, хорошо ли Барбаре с ним. Нравится ли ей это.

Да, да, да! Говорили губы молодой женщины, ее язык, руки, все тело. Поцелуй Томаса стал настойчивее, жаднее, и, чтобы утолить его голод, она откинулась на подушки.

— Я хочу гладить тебя, хочу сорвать с тебя одежду, — исступленно прошептал Томас.

В ответ Барбара начала расстегивать запонки на манжетах его рубашки. Ему показалось, что прошла вечность, прежде чем его руки вновь стали свободными и он смог гладить шею и плечи молодой женщины.

И снова в его глазах возник немой вопрос: хочется ли ей большего? В ответ Барбара порывисто расстегнула и сняла с себя черный кружевной лифчик.

— Шелк, — прошептал Томас, проводя дрожащей рукой по груди Барбары. — Чистый шелк. — Затем его губы повторили путь, который только что проделала рука.

Каждое прикосновение, каждый поцелуй достигал цели. Тепло его губ, страсть во взгляде, интимная близость тела возбуждали Барбару, рождая в ней почти болезненное желание принадлежать этому мужчине.

Она боялась даже дышать, чтобы ненароком не спугнуть волшебство момента. Но невольно застонала, когда рука мужчины коснулась самых интимных ее мест.

— Да, — ответила она на последний незаданный вопрос, притягивая Томаса к себе. — Да, я хочу гладить тебя. Я хочу сорвать с тебя одежду…