Любовь-морковь и третий лишний - Дарья Донцова

– Конечно, – с легким раздражениемвоскликнул Сережка, – тебе на жизненном пути попался какой-то мешок стестостероном, снимаю шляпу перед субъектом, способным на столь могучийсексуальный подвиг, но мы, твои родственники, желаем знать имечко кадра и егопаспортные данные!

Я на секунду онемела, потом стала чесаться.

Юля нахмурилась.

– Прекрати дергаться.

– Эй, Лампудель, – попятилсяСережка, – ты что подцепила?

И как бы вы поступили на моем месте?Естественно, ни малейшего желания говорить про чесотку я не имела, но иноговыхода просто не было.

Горько вздохнув, я встала со стула, открылабалконную дверь, приволокла в кухню мешок, развязала его, высыпала на полигрушки собак и сказала:

– Вот на что пошли презервативы.

– Просто офигеть! – подскочилаЮлечка. – Час от часу не легче! Что за идея пришла тебе в голову!

Костин потер подбородок.

– Мне кажется, что беспорядочная половаяжизнь все же лучше психического заболевания, – ляпнул майор.

Я топнула ногой:

– Замолчите и слушайте спокойно.

Узнав правду, Сережка взвизгнул:

– Ужас!

– Чесотка, – подхватилаЮлечка, – какая гадость.

– У меня нос свербит, – сообщилКостин.

Сережка сморщился и принялся скрести шею, амои руки потянулись к голове.

Лиза влетела в кухню и затарахтела:

– Кто-нибудь, поводите ногтями по моейспине, эй, Кирюха, иди сюда!

– Не могу, – донеслось изкоридора, – нога зудит.

Воцарилось молчание, во время которого вседомашние принялись сладострастно чесаться.

– Лампудель, – взвыл наконецСережа, – немедленно говори, как избавиться от заразы.

– Натереться специальным гелем,обработать поверхности…

– Давай сюда баллончик, – заоралСергей, – у меня завтра встреча с крупным заказчиком, не могу же ядергаться, словно вшивый бомж!

Юлечка взяла протянутую мной упаковку и вдруггромко сказала:

– Все не так просто.

– Ты о чем? – взвизгнул муж.

– Тут написано: обработать тело, удалив снего все волосы!

Домашние замерли.

– Это чего? – завозмущаласьЛизавета. – Наголо бриться?

– Похоже, да, – задумчивопробормотала Юлечка, – клещи откладывают яйца. Это я вам листовку читаю.Тело спокойно обрабатывается, а на волосистых частях кладка остается, иновенькие дряни вылупляются.

– Ни за что, – в один голос заявилиКостин и Лиза.

Потом они переглянулись и начали чесаться.

– Так вот почему собаки какмасляные! – догадалась Юля. – Ты их обработала.

– Ага, – ответила я.

– Нет слов, – прошипелКостин, – чесотка! Жуткая зараза! Я отлично про нее знаю, в СИЗО поройвспыхивает, вот беда, все тогда – и заключенные, и контролеры, и адвокаты –трястись начинают!

Сережка почесал шею, ноги, руки, уши, спину,потом сказал:

– Давайте гель, я первым в ванную пойду!

Ночь прошла без сна. Сначала мы с Юлечкой иЛизаветой продезинфицировали все, что попалось на глаза, и вымыли полы. Вквартире прочно поселился едкий запах, не лучший аромат исходил и от людей,Сережка побрил голову.

– А ничего, – сообщил он,рассматривая себя в зеркало, – просто Брюс Уиллис, даже модно. Давай,Кирюха, теперь твоя очередь.

Но больше никто не согласился расстаться сволосами, мы просто тщательно промыли их особым шампунем, на этикетке которогобыло нарисовано непонятное насекомое с большим количеством ног.

– Он для блох или от блох? –хихикнул Кирюшка, увидав бутылочку.

– Не умничай! – рявкнула Юля ивзбила на голове у мальчика обильную пену.

Угомонились мы лишь в шесть утра, Сережка,Вовка и Юлечка, злые, невыспавшиеся, уехали на работу, а мы с детьмирасползлись по кроватям. Лизавета и Кирюшка не преминули воспользоватьсявозможностью пропустить школу, а я, провертевшись под одеялом, встала в десять.

* * *

Около полудня я вошла в «Лео» и обнаружилабабу Лену за стойкой.

– Привет тебе, – сказала старуха.

Я выложила перед ней пару купленных по дорогежурналов.

– Вот, читайте на здоровье!

– Ну спасибо, – обрадоваласьбабка, – дорогие какие! Наверное, интересные. А ты чего приперлась?

– Так на работу!

Баба Лена усмехнулась:

– Выходной севодни, спектакля нет ирепетиции тоже.

– Да ну? Разве в театре такое возможно?

Старуха кивнула.

– Редко, но случается, последний раз всеотдыхали, когда Петр Исаакович преставился. Похороны севодни, али не знала? Натретий день принято погребать!

– Так Бурская позавчераскончалась, – растерянно ответила я.

– Во! Верно! Это первым днем считается,второй был вчерась, ща третий пошел. Панихида тута, в театре, в фойе, втринадцать ноль-ноль, гроб уже привезли.

Я вздрогнула.

– Там покойница?

– Не боись, – мрачно ответила бабаЛена, – чего мертвого опасаться, весь вред от живых! Ежели не по себе,лучше уходи, тебя никто не заметит, улепетывай спокойненько!

Но я пошла в глубь театра, скорей всего, этотПавлуша, любовник Тины, обязательно явится на скорбную церемонию, посмотрю хотьиздали на парня, а может, удастся еще и поговорить с ним.

Ни в гримерных, ни в кулисах никого не было, яспустилась в подвал и добралась до буфета.

– Кофе сегодня отпускаю толькосотрудникам театра, – ледяным тоном заявила худенькая, ярко накрашеннаятетка за прилавком, – имейте совесть! Надоели!

Я улыбнулась:

– Меня зовут Евлампия Романова, теперь яу вас гримером работать буду.

Буфетчица мгновенно заулыбалась в ответ:

– Нюся, рада познакомиться. Чего хочешь?