Теория и практика расставаний - Григорий Каковкин

– Кто такой Лев Мелихов? – механически спросил он.

– Великий фотограф. Его друг, – ответил зам.

На слово «великий» Зобов отреагировал с любопытством и недоверием: разве есть сейчас великие люди? Посмотрел на средневековый мост, засыпанный снегом, на белую скамейку, тротуар с одиноким следом человека, на тяжелую, придавленную мокрой снежной кашей листву и прочитал вслух, не без труда разбирая нагловатый почерк автора под нижним снимком: «Тебе, Ренат. Снег в Венеции. Март. 2007 год».

– Разве в Венеции бывает снег? – усомнился Зобов и продолжил осматривать рабочее место убитого бизнесмена.

– Сейчас все бывает, – пожал плечами зам.

– А чем он увлекался? – спросил Зобов.

– Музыкой. Джаз любил, – объяснил Фарид Гулямович.

– Да?! – удивился Зобов.

– Я уже думал над этим, – оборвал его зам. – Ноя уверен, он не знал Васильева. И вообще, без фанатизма. Работал, сидел за столом, и тихо музыка… Обычно блюзы или классика, что-то спокойное.

– Это мы сейчас проверим, – подхватил Шишканов. – Можно?

– Можно.

Петр Шишканов сел за рабочий стол и включил компьютер.

– Он, наверное, был зарегистрирован на Фейсбуке или в Твиттере… или еще где-то?

– Да, – сказал заместитель директора. – Посмотрите.

Пока загружался компьютер, Зобов подумал, что, возможно, нужная ниточка нашлась, они могли быть связаны.

– А кому достанется его бизнес, Фарид? – напрямую спросил Зобов.

– Не знаю, – пожал плечами зам. – Возможно, новой жене, если у него не было брачного договора, но, может быть, и дочери. Но, честно сказать, без него никакого бизнеса не будет. Делить нечего.

– Почему? – удивился сидящий за компьютером Шишканов.

– Мы же услуги продаем, у нас не нефтяная скважина. Его связи не передашь по наследству.

– На Фейсбуке Дадасаев Ренат зарегистрирован. – Френдов много, 296 человек. Так.

Неожиданно в кабинет с подозрительной тревогой на лице зашла секретарша:

– Фарид Гулямович, вас к телефону.

Заместитель и секретарь вышли, старательно прикрыв дверь.

– Петь, нашел?

– Нет. Васильева пока в друзьях нет.

– А я, честно признаться, думал, зацепили. Осталось только тащить.

– Может, еще свяжем их. Любили джаз. Один играл – другой слушал.

– Как бы легко нам было, если бы все люди оказались связаны, – философски произнес Зобов. – А они не связаны.

Через несколько минут вернулся Фарид Гулямович и рассказал, что звонила мать погибшего, умоляла, чтобы полиция дала захоронить сына, не тянула. По мусульманскому обряду надо как можно быстрее, и еще просит, чтобы Фарид сам участвовал в омовении, у них нет сейчас здоровых молодых мужчин, а женщине принимать участие в этом не положено.

– Он что, был такой верующий? – спросил Фарида Шишканов.

– Скорее нет, а семья – очень. Мать и его сестра соблюдают все.

– Вы пойдете? – спросил Зобов.

Заместитель вздохнул:

– Конечно. Это почетно, знак доверия, невозможно отказаться. А нельзя ли…

– Я позвоню судмедэкспертам, скажу, что труп следствию больше не нужен. Все от них зависит. Подскажите родне, чтобы… сами понимаете, получат быстро, и заплатите – сами все бумажки оформят.

Шишканов посмотрел на него укоряюще и подвел итог своим изысканиям:

– В социальных сетях, ни в «Одноклассниках», ни в «Моем мире», нигде связи Васильева и Дадасаева не прослеживаются.

Проблема связи двух убитых в расследовании обозначалась все острее: или их убрали потому, что хотели убить именно этих двух, или хотели убить кого-то одного? «Кто и за что?» – эта мысль скрипела в голове у Зобова, как несмазанные детские качели во дворе дома. «Кто – за что. За что – кто. Кто – за что. За что – кто». И так тысячу раз. Ребеночка, который раскачивался, не замечая чудовищного скрипа, хотелось пристрелить. Вопрос о мотивах и взаимосвязи не давал вести дело, не давал нащупать веские причины двойного убийства. По опыту Зобов знал, что случайно может наткнуться на поддавок, сотворенный даже, как он называл, на самом верхнем верху. Зобов не любил слово «Бог», не любил говорить о вере, в церковь ходил только на отпевание, когда уже не выбирают, один или два раза на Пасху случайно попадал, но все же в душе считал себя православным и в атеисты записываться не спешил. Сейчас он решил не торопиться, надо выждать, добыть больше информации, и мотив обнаружится сам: ни за что людей на улице не убивают.

– Петя, давай часок посидим здесь, документы посмотрим, – мягко приказал Зобов.

– Давайте, попробуем, Сергей Себастьянович, – согласился Шишканов, хотя был уверен, что ничего здесь не найдут.

Зобов попросил заместителя директора дать им прошлогодний налоговый отчет и папку с договорами, заключенными в последнее время. Было видно, что Фариду этого делать не хотелось, но что теперь… пусть ищут, уже все равно. Следователи расположились на диване за журнальным столом. Зобов поручил Шишканову выписывать адреса и названия фирм партнеров «Renatus Group», а сам пытался вникнуть в тонкости налогового отчета и понять, какими капиталами ворочал убитый.

Секретарша принесла еще кофе, лимон, вазочку с печеньем и дешевыми конфетами.

– Может, вам музыку поставить? – спросила она.

– Поставить, – тут же отреагировал Шишканов.

Зобов посмотрел на секретаршу снизу вверх. Она показалась ему еще выше, чем была, и в голове мимолетно пронеслось: «Почему я следователь, а не бизнесмен?» Если бы у матери, когда ему было тринадцать – пятнадцать лет, не было друга-любовника Николая Семеновича Митюшина, помешанного на своей работе следователя Генеральной прокуратуры СССР по особо важным делам, он бы был сейчас кем-то другим, может быть, денежным воротилой или музыкантом. А вот на тебе, подвернулся человек, который, выпивая, рассказывал мальчишке о преступниках, задержаниях, муках расследования, и вот он сам теперь следователь, и у него в помощниках не длинноногая секретарша, а прыщавый Шишок.

– Маша! – Зобов уже узнал, как зовут секретаршу. – А что слушал твой начальник в последнее время?

У Маши навернулись слезы, которые трудно было скрыть.

– Знаете, очень тяжело. Я уже два года здесь работаю, – чуть успокоившись, объяснила она свою взволнованность. – Он музыку любил. Вот здесь, – она подошла и открыла дверцу шкафа, – тут много чего есть. Можно сказать, Ренат меломан был. – И опять у нее дрогнул голос. – Саксофон любил, джаз… Почему его убили, вы еще не знаете?

– Пока нет, – ответил Зобов. – Это вопрос времени. Поставьте нам то, что там, – он показал на музыкальный центр, – сейчас стоит. Коллекцию дисков потом посмотрю сам. Хорошо?