Пиранья. Первый бросок - Александр Бушков

– А вот это меня совершенно не интересует,– улыбнулась она,покачивая хлыстом.– Имени у тебя временно не будет, оно тебе совершенно ни кчему.

– Но как это все понимать? – спросил Мазур с некоторойрастерянностью.

– А что, нужны какие-то разъяснения? – Кажется, онаискренне удивилась.– В самом деле? – Вернулась в кресло, уселась ипродолжала размеренным тоном учительницы, помахивая хлыстом, какуказкой: – Несколько сотен лет, мой неожиданный гость, белые пользовалисьнашими предками, как им только вздумается. Мои прадеды гнули спину наплантациях, а прабабушки, имевшие несчастье родиться красивыми, оказывались впостели у белых хозяев. Но теперь, знаешь ли, обстоятельства переменились,– оналениво улыбнулась, потянувшись.– Теперь все наоборот.

– А вам не кажется, что у вас были и белые предки? –полюбопытствовал Мазур.

– Это не меняет дела,– отрезала она с милой улыбкой.–Главное, обстоятельства переменились. Так вот, либо я останусь тобой довольна,либо ты с перерезанной глоткой окажешься на дне болота – есть тут однонеподалеку, довольно глубокое. Других вариантов развития событий попросту непредусмотрено, пока я здесь полная хозяйка,– и вытянула ноги.– Сними с менясапоги, мальчик. И постарайся быть не таким робким...

Опустившись на одно колено, Мазур выполнил приказание, несразу подавив желание вырвать у нее хлыст и устроить легонькое детскоенаказание. За дверью торчал хорошо вооруженный верзила, а поблизости,несомненно, находилось в готовности еще несколько – на случай непредвиденногоразвития событий. Вряд ли он тут первый бедолага...

– Дальше,– пропела она с капризной улыбочкой.

Под ее белым костюмом ничего не оказалось. Мазур помимо волиощутил, что мужская природа берет свое, недвусмысленно реагируя на открывшеесявзору. Она это тоже заметила, фыркнула и, упершись черенком хлыста ему в грудь,потеснила к обширной постели, обнаженная, прекрасная, пахнущая незнакомымиароматами, нетерпеливая... врезать бы по ее жемчужным зубкам от всей души!

– Как я люблю робких...– протянула очаровательная помещица,опрокидывая его на постель.– Что бы с тобой сотворить для начала, милый?

Пуговицы с его брюк так и брызнули в стороны поднастойчивыми пальцами, чертова помещица навалилась сверху, засыпав волнойпушистых волос. Происходившее чем-то напоминало кошмарный сон, потому чтовпервые в жизни Мазура так беззастенчиво использовала женщина, форменнымобразом насиловала, но, вот странно, как-то не тянуло представлять себяуниженной жертвой, не тот случай. «Ладно,– подумал он сердито, смыкая пальцы натонкой талии.– Вы хочете песен? Их есть у меня...»

– Итак, госпожа моя? – спросил он негромко.

Лежавшая с ним рядом Эжени пошевелилась, погасила длиннуюкоричневую сигарету в пепельнице из диковинной раковины и, приподнявшись налокте, заглянула ему в лицо:

– По-моему, в твоем голосе присутствует доля то липанибратства, то ли легкомыслия... Я тебя убедительно прошу, постарайся и далееоставаться в прежней роли. Никаких изменений на этот счет не произошло... Нухорошо, ты был неплох. Но это не влияет на характер отношений,– в ее голосеявственно присутствовал металл.– Если ты возомнил, что теперь я разнежусь ивообще растаю, зря надеешься...

– Намек понял,– сказал Мазур нейтральным тоном.

– Интересно, ты откуда? – спросила она лениво.– Шарльмне говорил, из Советского Союза, но я что-то не верю – вам ведь неразрешают бродить в одиночку, как бы оказался здесь, посреди джунглей,советский...

– Просто пошутил солидности ради,– сказал Мазур.

Образованная девочка, в отличие от своих холуев...

– Тогда – кто?

– Поляк,– подумав, сказал Мазур.

Это была не импровизация, а опять-таки одна из рекомендацийотечественных инструкторов. В скользких ситуациях лучше всего отрекаться отсвоего советского происхождения, прикидываясь поляком или чехом,– этихславянских братьев немеряно разбросано по белу свету, к ним привыкли, в общем.И мало кто из западных людей знает чешский или польский, так что на голубомглазу можно болтать по-русски, уверяя, будто это польский и есть... Лишь бы ненарваться на «соотечественника»...

– Эмигрант?

– Матрос,– сказал Мазур.– Работал у русских, потом произошланебольшая неприятность...

– Полиция тебя, часом, не ищет?

– Нет,– сказал Мазур.– Чист я перед властями. И документы впорядке. Наймусь в Виктории на какой-нибудь другой корабль...

Последнюю фразу он ввернул с умыслом. И очаровательная Эженитут же купилась.

– Твое дело,– сказала она лениво.– Только это будет нескоро. Ты у меня еще погостишь. Какое-то время.

Протянув руку, она взяла со столика колокольчик, небрежновстряхнула им. Звук был не особенно громкий, но половинка резной двери тут жеотошла, в комнату ввалился верзила, судя по виду готовый к любым неожиданностями исполнению каких угодно приказов.

– Проводи мальчика,– небрежно бросила Эжени.– Он будет у насгостить, пока мне не наскучит...

Пока Мазур, прыгая на одной ноге, натягивал штаны подбесстрастным взором великана, она, не озаботясь одеванием, спрыгнула с постели,достала из ящика изящного секретера горсточку чего-то металлически звякнувшегои, подойдя, опустила Мазуру в карман. Повела рукой:

– Можешь идти,– и отвернулась, уже нимало не интересуясьобоими.

Хорошо еще, верхняя пуговица на штанах сохранилась. Непришлось их поддерживать руками. Мазур проворно выкатился в коридор.

– Туда,– показал огромный негр.– Ну вот, а ты боялся,беленький. Будешь умником, хорошо себя покажешь – вернешься в Викторию сполным карманом... Кстати, не мешало бы наладить хорошие отношения с прислугойи домочадцами, ты у нас, как я слышал, остаешься погостить, а с людьми следуетжить в согласии...

Легко уловив прозрачный намек, Мазур полез в карман ивытащил оттуда с полдюжины тускло-желтых монеток, где на одной сторонекрасовался женский профиль, а на другой – атакующий дракона всадник смечом. Протянул одну великану. Тот подкинул монету широкой ладонью,удовлетворенно фыркнул, спрятал ее в карман просторных брюк.

– Это что? – поинтересовался Мазур, встряхнув в рукеостальные.

– Соверены, дурья башка. Золотые,– осклабился негр.– Ты,белый, я смотрю, совсем деревенщина... Ну ладно. Уживемся.

«Надо же,– подумал Мазур.– Золотые. Щедро эта стервочкаплатит за исполнение своих прихотей. Расскажи кому – не поверят. Старшийлейтенант советского военно-морского флота в роли дорогой куртизанки... Пожалуйчто, лучше помалкивать. Оскорбительно для флотской чести, ибо гусарскиеофицеры, как известно, с женщин денег не берут...»