Восхождение - Анатолий Михайлович Медников

кто живет вот такой, как Копелевы, интересной жизнью, богатой впечатлениями бытия, представление о семейном счастье, думается мне, выходит далеко за круг домашних дел и забот и не мыслится без постоянной нравственной поддержки друг друга во всех делах, замыслах, трудовом горении.

И неважно, что муж строит дома, а жена работает в учреждении, занятом проблемами международного сотрудничества. Интересы могут быть разными, формы труда тоже, — семейную жизнь цементирует взаимное уважение к тому главному делу, которым занят каждый из супругов. И мера взаимного внимания, сопереживания, мера разделяемых радостей и огорчений.

Как-то вечером я засиделся у Копелевых. Было уже довольно поздно, около десяти часов. Вся семья, в том числе и Владимир Ефимович, приехавший домой после работы, какого-то заседания в управлении и своих депутатских дел, сидела перед экраном телевизора. Демонстрировался хоккейный матч.

После первого периода Владимир Ефимович уже клевал носом, а после второго и вовсе закрыл глаза, едва не уснув в присутствии гостя. Он вздрогнул, когда жена толкнула его в бок.

— Наши ребята хотя и любят хоккей, но редко досиживают до третьего периода, если поздно вечером транслируют игру, — сказал он, как бы извиняясь за то, что его сморил сон. — Все-таки устаешь за день, если его начинаешь в пять утра.

— Ну, так и иди спать, нечего мучиться, — заметила Римма Михайловна.

— Ну, что ты! Такая игра: «Динамо» — «Спартак»! Досмотрю обязательно. Вот сейчас ополосну лицо холодной водой и буду снова как огурчик!

Владимир Ефимович пошел в ванную, а я, рассматривая заграничный альбом семьи Копелевых, фотографии, сделанные за рубежом, подумал, что ветер дальних странствий частенько проникает в уютную домашнюю обстановку этой небольшой квартиры на Ярцевской улице в Кунцеве. И сами эти путешествия тоже становятся своего рода приметой, гранью семейной жизни Копелевых.

Несколько лет назад Владимир Ефимович поехал в Польшу, но не в командировку, с деловыми целями он бывал там раньше, а просто на отдых. Копелев прожил месяц в Закопане, где многое ему понравилось, однако ж он признался и в том, что на этом знаменитом курорте он иногда скучал.

— Купаться там негде, — вспоминал он. —Мы привыкли к волейболу, теннису, шахматам. Там этим мало занимаются. Днем я ходил в горы, а вечером куда — в бар? Но не так уже много было у меня злотых. Вот если бы попасть в Закопане зимой. Какое там зимой прекрасное катание на лыжах!

Примерно за два года до своей первой польской поездки Копелев провел месяц во Франции как член советской профсоюзной делегации, приглашенной ВКТ — Всефранцузской конфедерацией труда.

Делегация на машинах объездила всю страну. Владимир Ефимович побывал на севере и на юге. У итальянской, у испанской границы, на катере выходил в Атлантический океан. И это были, так сказать, географические ориентиры путешествия. К ним надо присоединить деловые встречи, связанные с посещением французских строек, заводов, профсоюзных, рабочих организаций. И радость приобщения к памятникам культуры, искусства, истории, к сокровищам Лувра, Версаля, множества музеев, которые не оставляют без внимания все путешествующие во Франции.

— Ох, город! — вздохнул Копелев, вспомнив о Париже.

Привыкший находиться на ногах всю смену и каждый день на своих стройках, Копелев во Франции испытал в полной мере тренированность своих мускулов, обойдя пешком чуть ли не весь Париж.

— Я мало спал и не чувствовал усталости. Мы были во Франции в ноябре шестьдесят седьмого, как раз в дни пятидесятилетия советской власти, — сказал Копелев, — и можете себе представить, с каким чувством мы осматривали ленинские места и как тепло встречали нас французские товарищи.

Я, побывавший во Франции примерно на год раньше, мог себе достаточно рельефно представить и города, и музеи, многое из того, что увидел и пережил или мог увидеть и пережить Владимир Ефимович.

Разглядывая фотографии в альбоме, мы заговорили о музее на улице Мари-Роз, где Ленин прожил три года с Надеждой Константиновной и ее матерью. Копелев хорошо запомнил ту лестницу, по которой когда-то ходил Ильич, и квартиру с двумя комнатами и кухней. Здесь многие годы после Ильича жили семьи французских рабочих, пока в 1956 году Компартия Франции за свои деньги не выкупила эту квартиру и не превратила ее в музей.

И Копелев заметил, что все в этой квартире дышит скромностью и строгой бедностью эмигрантского жилья, на всем отпечаток подвижнического быта, заполненного титанической работой гения.

Стенды с рукописями, экземпляры газеты «Социал-демократ», которая печаталась неподалеку, в типографии «Леклер», подлинный экземпляр «Рабочей газеты» — Ленин получал ее из России, листки рукописей...

Оставив свою запись в книге посетителей, ниже фамилии наших космонавтов, здесь побывавших, Копелев вышел на улицу, сравнительно тихую, лишь с несколькими машинами у тротуара, с мостовой, которая подметена так же чисто, как и старенький паркет в квартире Ильича...

Я по собственному опыту знаю, как быстро раскрываются люди за рубежом в характере своих интересов, в уровне духовных потребностей. Не исследованию магазинов и витрин и не приобретению сувениров отдавал Копелев свое время, свободное от программы путешествий.

— Я все купил разом в одном большом универмаге около Лувра, — сказал он. — Жене сапоги, пару туфель, кофточки. Себе — ничего. Нет, вспомнил — зажигалку.

Он все больше «глазел на город», как выразился сам, «дышал Парижем», присматривался к рабочему люду Франции. Товарищи из ВКТ устраивали встречи, главным образом по профессиональному признаку. И, бывая на стройках, на заводах, Копелев вглядывался в знакомое и незнакомое, в то чисто национальное даже в характере труда, которое проявляется всюду не менее рельефно, чем уровень технической культуры или организации производства.

Я вовсе не склонен умиляться тем, что бригадир монтажников провел свой отпуск в Закопане. Меня, пожалуй, больше удивило другое, а именно то, как Копелев рассказывал о своих заграничных путешествиях, что говорил он о них как о событиях для него совершенно обычных, естественных, ибо многие из его товарищей-бригадиров не раз уже ездили за рубеж по делам службы и как туристы.

И в этом есть несомненные приметы новизны. Их принесло в рабочую жизнь время шестидесятых — семидесятых годов, время все расширяющихся международных связей и контактов. Я слушал Копелева, его рассказы о деловых зарубежных маршрутах, и подумал, что нельзя не замечать, нельзя не оценить и того духовного эффекта, той большой нравственной прибыли в рабочей