Эпицентр - Евгений Филенко

На Альбине обнаружена была развитая сеть всеплапетных коммуникаций, велись ирригационные работы, воздвигались циклопические сооружения. Поскольку не было зарегистрировано никаких свежих или остаточных очагов радиационного заражения, высказывались предположения, что альбипцы счастливо миновали без каких-либо пагубных для себя последствий этап утилизации ядерной энергии. Очевидно, местная энергетика зиждилась на термальных источниках либо на использовании жесткого излучения светила. Последнего здесь было в избытке.

Советом ксенологов было решено направить к Альбине миссию для установления контакта. Люди как биологически достаточно близкая к альбинцам раса составили основу миссии. (Справедливости ради нужно заметить, что немалую роль в этом сыграла и энергичная политика Фреда Гунганга, тогдашнего куратора близких к Альбине земных стационаров «Протей» и «Моби Дик». В его активе тогда еще не было успешных контактов с орнитоидами… Спустя некоторое время все это свалилось на плечи Кратову.)

Проследив за созданием на орбите планеты постоянной ксенологичсской базы, Кратов успел благополучно позабыть о ней за более неотложными делами. Он имел основания полагать, что никаких осложнений там не предвидится. За минувшие с момента открытия базы (с непременным разрезанием ленточек, битьем бутылок шампанского о стены и употреблением оного же внутрь) полтора года он разрешил два сложных межрасовых конфликта, установил контакт с негуманоидной цивилизацией биостатов в системе Райская Птица XL (причем впервые в своей практике обошелся без посредников) … Возвратившись в Парадиз, он вспомнил про Альбину и запросил информацию о протекании контакта.

Известие о том, что контакта нет, его поразило.

Он узнал, что после бесплодных попыток достичь взаимопонимания все ксенологи вернулись на стационары и получили новые предписания. На законсервированной базе остались двое: заместитель начальника миссии Клавдий Розенкранц и диспетчер Денис Агеев. Был и третий — вертикальный рептилоид Топ. Он вписал в отчеты миссии особое мнение, согласно которому альбинцы совершенно не желают контакта, но опасаются возможных последствий своего решительного отказа могущественным расам Галактического Братства и оттого воздвигают на пути миссии всевозможные псевдотабу. Поставив себе за цель доказать это, Топ проторчал на базе три месяца, после чего улетел на свою планету — якобы для обобщения накопленного материала. Впрочем, им было заявлено категорическое намерение возвратиться в самом ближайшем будущем.

Сгорая от стыда, Кратов перекроил свои планы, передал дела заместителю и отбыл к Альбине. Попутно он учинил разнос директору стационара «Моби Дик» Россу Дэйнджерфилду за длительное молчание о провале миссии, хотя и сознавал, что значительная доля вины лежит на нем самом.

Всю дорогу до орбитальной базы он строил разнообразные гипотезы о причинах неудачи, но ни одна не пришлась ему по вкусу.

— Послушайте, доктор Розенкранц, — сказал Кратов, — А этот Агеев — он и впрямь историк?

Клавдий медленно увел взгляд в сторону и зацепил его за какое-то малоприметное пятнышко на потолке.

— И впрямь, — сказал он после долгой паузы. — В прошлом. А теперь он просто диспетчер, и неплохой. По крайней мере, не мешает работать.

— Чем же вызван такой крутой излом в его биографии? Ведь он же еще… гм… сосунок.

— Личное, — нехотя обронил Клавдий. — В жизни многое бывает.

— Пожалуй, — согласился Кратов. — Доктор Розенкранц, я хотел бы воспользоваться вашей аппаратурой.

— Сколько угодно. У нас прекрасные лингвары и мемоселекторы. Правда, я научился обходиться без них. Все равно ничего путного они не подскажут.

Кратов плюхнулся в кресло перед пыльным экраном, несколько раз с удовольствием крутнулся и только тогда запустил мемоселсктор.

— Графемы с Альбины хранятся в блоках с восемнадцатого по тысяча двадцать шестой, — сообщил Клавдий. — Информационные перехваты — с двухтысячного…

Он немного постоял в дверях, попереминался с ноги на ногу и, видя, что Кратов не обращает на него внимания, тихонько убрел к своим карточкам.

Мемоселектор с бешеной скоростью выдавал на экран серии образов, что были приняты с планеты за полгода информационного обмена. Темп восприятия у альбинцев был гораздо выше, нежели у людей, и Кратову приходилось напрягать зрение, чтобы не упустить что-нибудь существенное. Но его выносливости хватило ненадолго. Через час он сдался и перевел мемоселектор в режим группового логического поиска.

Мигание экрана прекратилось и на нем стали возникать образы в порядке своего поступления на детекторы орбитальной базы, параллельно с характеристиками частот их появления в альбинских передачах. Одновременно чей-то нудный голос декламировал предполагаемые смысловые толкования каждой графемы. Львиная доля выдвинутых версий принадлежала Клавдию и Топу, причем мнения их, как правило, были взаимоисключающи. Но, так или иначе, вскоре перед Кратовым предстала общая картина контакта.

Вернее, картина отсутствия контакта.

Имел место парадокс: альбинцы откровенно — что подтверждалось перехватами — выражали свою готовность к поддержанию связи с космическими пришельцами. Но на просьбу разрешить посадку кораблю ксенологов реагировали странно. На детектор обрушивалась лавина графем, недвусмысленно запрещавших вход в атмосферу планеты. Состояние орнитоидов притом можно было охарактеризовать как натуральную панику.

Кратов разбил экран на «окна» и вывел в них образы, зарегистрированные в моменты запросов на посадку. Этих образов были сотни, и он отобрал наиболее часто повторяющиеся и, напротив, не повторившиеся ни разу. Обычно с помощью такого приема удавалось прояснить закономерности в сериях. Хотя и трудно было допустить, что доктор ксенологии Клавдий Розенкранц им не владел.

На одной из графем стилизованный контур корабля миссии — корабль этот все еще торчал у запасного шлюза, безнадежно дожидаясь, когда же наступит его черед, — соседствовал с изломанными в страшных корчах фигурками альбинцев.

На другой — зависший над поверхностью планеты корабль горел, затейливо обрамленный геометрически правильными язычками пламени.

На третьей — он уже взрывался, разлетаясь равными осколками в стороны от жирной точки, поставленной в центре взрыва.

На четвертой…

В общем, ничего приятного при входе в атмосферу кораблю не сулили. Его боялись, его взрывали, он горел.

Взрывали… А может быть, он взрывался?

Кратов оставил на экране две графемы. В сериях они всегда предшествовали взрыву. На первой была изображена похожая на пульку баллистическая ракета, устремленная тупым носом в зенит. «Снова ракета — как на Винде-Миатрикс!..» На следующей графеме она летела навстречу кораблю незваных гостей, и между ними пролегала одна лишь жирная пунктирная линия.

А на третьей корабль непременно взрывался.

Повторение инцидента на Винде-Миатрикс III, на разгадку которого Григорий Матвеевич Энграф убил прорву времени и потерпел фиаско, кабы не параллельные работы по расшифровке?.. Но альбинцы никогда не воевали между собой. Их цивилизация возникла и развивалась в одном регионе, у них не было устойчивого дробления на племена, народы и государства, как на Земле и во множестве других миров. И когда началось распространение альбинцев по неосвоенным материкам и архипелагам, они представляли собой социально однородную, вооруженную техническими достижениями и высокой нравственностью разумную расу. У них не было замаскированных и забытых шахт с самонаводящимися ракетами. Следовательно, рисованная ракета, несущая гибель космическому кораблю, могла быть послана только УМЫШЛЕННО.