Насколько больно? - Евсения Медведева

— Хм… Откуда знаешь? — я сел в кресло, с интересом разглядывая постаревшего Геру.

Ну, он, скорее Герман Николаевич. Еще пацаном мы познакомились в спортзале, он был тем, кто мотивировал нас тягать железо. В свои 45 он выглядел лучше, чем Терминатор в лучшие его годы. Кстати, кличка Терминатор до сих пор ходит за ним. Гера был лысым качком, на черепе которого была выбита татуировка дракона. Если не знать этого доброго человека, то можно наложить в штаны.

— Я знаю ее. У Дикого есть шестерка — Денис, его так и зовут Шоха. Он занимается толканием наркоты, он ищет молоденьких девок, которые по ночам тусуются в клубах, продавая дурь. Как правило, он ищет несовершеннолетних, с ними ментам не хочется связываться, а потом он стал таскать телок из детского дома, с ними вообще все просто, купил телефон, колечко… И они уже готовы горы свернуть. У этих телок нет ни родителей, ни тех, кто может защитить. С ним стала таскаться мулатка, не помню, как ее звали, но называли ее Птица. Вот эта птичка два года приносила ему доход. А потом она откинулась от передоза. После этого Шоха залег на дно, а через пару месяцев привел запуганного ребенка с рыжими волосами. Она накидывалась у бара и начинала работать. Продавала, но сама не употребляла.

— Ты видел это?

— Да, видел. Я много раз прогонял ее, разговаривал с ней, но она упорно говорила, что должна это делать. Ее закрывали в обезьянник, но она возвращалась снова и снова… Напивалась у бара и шла торговать. Ей доверяли, ее милое лицо просто западало в душу. Шоха крепко вцепился в нее. Она была золотой жилой. Ментам было ее жалко, поэтому они ее попугают и отпускали. Потом она перестала сюда ходить, стала тусоваться в баре рядом с ЗАВОДОМ. А неделю назад ко мне приходит Дикий и показывает твою фотку. Он интересовался, зачем ты явился в город. Я посмотрел на фото, на заднем плане стоял рыжий ребенок.

— Да. Она отрабатывала долг за Птицу. Я вышел на Дича, предложил денег, чтобы закрыть ее долг…

— Но ему нужен реванш? — перебил меня Гера и рассмеялся. Он встал и пошел вглубь кабинета, где висела груша. Гера стал колотить по ней, разрушая тишину. Он наносил точные удары. Молодец. Я потягивал виски, пуская кольца дыма в потолок. Гера бил грушу, стараясь успокоиться.

— Ты согласился? — спросил он, резко остановившись.

— Да.

— Да, ты не мог не согласиться. Ты просто не мог. Черт!

— Гер, я не мог! Она — ребенок. Я первый раз увидел ее в полицейском участке. На ее лице был отпечаток нашего гребаного города. Тусклые глаза, усмешка вместо улыбки и бегающий взгляд. Она два года торговала дурью, наблюдая, как загибаются молодые. Она проходила через это изо дня в день! Я не могу спасти каждого, но ее должен!

— Слава Богу! — выдохнул Гера и закурил.

— Да, я понимаю, что не могу спасти каждого бестолкового подростка, который толкает в вену грязную иглу, не могу наставить на путь истинный тех, кто дышит «снегом». Я не могу убедить их, что жить круче, что дымка опьянения — мимолетна, а медленная и мучительная смерть длится вечно. Но я могу помочь ЕЙ. Она два года убивала людей, она все понимала. Она знала, что своими руками подписывает им приговор! Она жила в персональном аду, Гера! А когда намеревалась вырваться, то приходила в себя на больничной койке в травматологии, а у скрипучей кровати сидел «друг». Он ласково перебирал ее волосы, нашептывая на ухо: «Тебе лучше заткнуться и принять то, что я даю тебе… Прими это и смирись… Станет легче…». И она вновь накидывалась, чтобы заглушить стыд, страх и, замазав синяки на лице, шла торговать дальше. И не было никому до неё никакого дела. Я не могу бросить ее.

— Хорошо! Когда?

— Завтра…

Я смотрел на ночное небо, где ярко светил месяц. Вокруг него были рассыпаны его подруги-звезды. Я гипнотизировал телефон, сгорая от желания позвонить ей. Услышать голос, убедиться, что жива, что все хорошо. Но нет. Я не могу. Мира… Моя девчонка. Она взорвала мой мозг, она перевернула весь мой мир. Вспоминая ее лицо, я начинал улыбаться, вспоминая аромат ее кожи, я возбуждался… Вспоминая боль в ее глазах, я свирепел. Если терпимая жизнь с Полиной раньше не рвала мое сердце, то теперь я не мог. Но и оставить я ее не могу. Я много лет учился жить просто, как простой примитивный человек. Работал, зарабатывал, доказывал всем, что могу больше, чем просто зарабатывать деньги, участвуя в боях без правил…

Она стоит того… Она больше никогда не спросит себя, НАСКОЛЬКО БОЛЬНО?

Глава 23

Никита

Иногда стоит проиграть своему прошлому,

Чтобы обеспечить чье-нибудь счастливое будущее…

Мне было 18. Я был молод, глуп и избалован. Во мне было столько молодой силы, что я не знал, куда ее деть, на что направить… У меня были деньги, и не было мозгов. Мне казалось, что нужно быть крутым, чтобы, глядя на меня, сучки начинали течь, а мужики бояться. Именно тогда я и встретился с такими же, как я…

Начали мы с подпольных спаррингов, а потом все больше и круче. Нашли заброшенный мукомольный завод, построили ринг, Гера открыл бар. Нашим тусовкам равных не было в округе. Мы находили талантливых бойцов, устраивали бои, делали ставки, зарабатывали огромные бабки… Моя жизнь напоминала постоянный праздник! С самого утра тусовка, телки, спиртное! А вечером бабки… бабки… МОРЕ БАБОК! Мне казалось, что жизнь моя удалась! Но сейчас, вспоминая те годы, я хвалил себя только за одну вещь — мне хватило ума учиться, не бросить универ!

— Здорово, Орленок! — в кабинет Геры ввалились мои друзья. — Да ты, я смотрю, совсем не орленок. Ты — Орел!

— Заткнись, Серый! — я был рад их видеть. Когда Гера понял, что меня не отговорить, он вызвал тяжелую артиллерию — тех, с кем я начинал. Серый — Сергей Малышев — сын главы сталелитейного завода, единственный наследник и гордость отца.

— Козел ты, а не Орел! — прошипел Белый, но все же крепко обнял, заставляя хрустеть мои кости. Белопашенцев Тихон — сын владельца ювелирной фабрики.

— Сам урод!

— Это не я пропал на семь е*учих лет! — прорычал он, стискивая меня еще сильнее. — Зато телки были все наши! Так что, мужик, мы тут не скучали!

— Привет! — рассмеялся я, разглядывая друзей.