С кортиком и стетоскопом - Владимир Разумков

— Командир! Есть отдельные недостатки, просчеты, но мы с доктором договорились, что все к следующей проверке будет исправлено, устранено, улучшено, а так начальник медслужбы корабля старается, и вообще, все не так уж и плохо.

Я не верил своим ушам, ожидая всего, кроме этого замечания. Командир благодарил Коня за проверку, обещал проследить за устранением недостатков, предлагал ему чай, и проверка на этом заканчивалась. Уже на трапе, провожая его и пожимая на прощанье руку, я получал последний «втык»:

— Командир командиром, а ты ведь сам видел, сколько у тебя ляпов и недостатков. Так что смотри, приду, проверю еще раз, и тогда доклад командиру совсем другой будет. Понял? — и, весело посмотрев на меня, полностью «размазанного и убитого», успокаивал: — Ну, ты не огорчайся, не огорчайся, у всех бедлам. Работай, работай!

И с этим спускался на берег под пристальным взглядом начальствующих лиц соседних кораблей. Такие проверки заставляли работать, работать, а через определенное время, когда ты начинал расслабляться, Конь появлялся вновь, и все повторялось в том же духе. Он никогда не сдавал нас, если видел, что врач старается, заявляя, что замечания найдет на любом корабле и, не проверяя, а хорошо зная, где их искать. Такая система работы с подопечными заставляла нас быть всегда начеку и уважать его за доскональное знание всей корабельной жизни и за то, что он, умея разнести нас в пух и прах, не давал в обиду командирам. Иногда полковник приходил на корабль и, даже не заходя в медпункт, прямо шел к штурманам. Выполняя волю командования эскадры, проверял у штурманов занятия по специальности или давал какие-то вводные, после чего появлялся разгромный акт. Сами понимаете, многие матросы и даже офицеры не знали о его штурманской подготовке и удивлялись, почему полковник м/с у них на занятиях, и не стеснялись пороть чепуху. Этого командиры боялись больше всего. Вот таким был мой главный начальник по специальности, знаменитый на всю эскадру полковник м/с Я.Конь.

Прошло три года, как я впервые вступил на палубу нашей «коробки» (так офицеры называли свой родной корабль). Ушли на повышение артиллерист Транский, штурман Юровский, связист Ваня Шалимов, старпом Барсуков (Слон), многие командиры групп. А вот бедный механик Якованец после нескольких загулов был понижен в должности и назначен на тральщик командиром БЧ-V. А мой друг помощник командира Борис Афанасьев был назначен старпомом нашего корабля. Так, в одночасье, он стал моим прямым начальником.

Старшим артиллеристом к нам назначили капитан-лейтенанта В.Галанцева. Виталий — воплощение мечты многих женщин: высокий, широкоплечий, блондин с вьющимися волосами и мужественным лицом. Характер — уравновешенный. В общем, воплощение настоящего морского офицера. Мне он сразу понравился, к счастью, взаимно. Жена его, Галя, была врачом, и мы познакомились и подружились семьями. Ходили к друг другу в гости.

Взаимоотношения с другими офицерами были хорошие, и я в коллективе чувствовал себя вполне комфортно. Ко мне часто заходил заместитель командира по политчасти (замполит) капитан 3 ранга Соловьев. Это был простоватый человек, кругозор которого, несмотря на курсы усовершенствования при политической Академии им. Ленина, был весьма ограничен. Молодые офицеры над ним подшучивали, повторяя его словесные «перлы». Как-то он вмешался в наш разговор, когда мы спорили об артистах оперы, и выдал: «Да, Сметанкина (артистка народного жанра) прекрасная оперная певица и очень ему нравится». Офицеры замерли, едва сдерживая себя от смеха, а когда он вышел из каюткомпании, раздался неудержимый хохот, и мы долго рассуждали о «высокой культуре» наших политических наставников. Однажды он пришел ко мне в медпункт, когда там не было моих помощников и начал жаловаться, что ему все надоело, что любимый личный состав ему опротивел, что все эти политзанятия уже обрыдли и скорей бы уйти на пенсию. Меня эти слова из уст замполита удивили и насторожили. Не провоцирует ли он меня? Ведь каждый из нас мог его поддержать и посочувствовать. Но по мере его монолога, я понял, что это крик души, что он все это излагает мне искренне и ему просто необходимо облегчить душу. А так как я, учитывая медицинскую этику, часто помалкивал о том, что мне рассказывают мои подопечные — вызвало ко мне доверие при исповеди не только на медицинские темы.

— Знаешь, доктор, уволюсь и пойду в управдомы, — мечтательно сказал он. — Буду жить тихо и спокойно.

Кстати, через несколько лет он так и сделал, став управдомом одного из больших домов, построенных хозспособом для офицеров эскадры.

В 1959 году меня вдруг вызвал на крейсер комдив капитан I ранга Михайлин. Сразу скажу, что в дальнейшем он станет полным адмиралом, командуя Балтийским флотом, а затем замом Главкома по ВМУзам (училищам). Этот вызов к самому комдиву поверг меня в уныние и размышления. За что? Что я такого натворил, что меня хочет видеть такое высокое начальство? Прибыв на крейсер и найдя «хоромы» комдива, робко постучался.

— Старший лейтенант м/с Разумков прибыл по вашему приказанию, товарищ капитан I ранга, — доложил я.

Комдив, высокий красавец, грозно взглянул на меня.

— Так, доктор, говори сразу, что ты там с корабля тащишь, а?

Ноги у меня подкосились, кровь бросилась в лицо. Я сразу же покрылся липким потом. Господи! Да откуда он узнал? Дело в том, что я никогда ничего с корабля не уносил, а тут, как назло, накануне по просьбе жены для медицинских целей принес 200 граммов спирта.

— Ничего я не выношу, — неуверенно оправдывался я.

— Признавайся, доктор, я все знаю, мне все твоя дочка рассказала!

Я ничего не понимал. Причем дочка, ей-то всего три года. Видя мое состояние, комдив сжалился.

— Ладно, ладно, не волнуйся, у меня вчера в штабе бригады твоя супруга с дочкой на приеме была, квартиру умоляла выделить, так твоя дочка мать перебила со словами: «Да, дядя, срочно нам квартиру дайте, а то в этой комнатушке меня совсем клопы заели, и что папа с корабля не принесет, что не сыплет в щелки — ничего не помогает! Вот, смотрите!» — и она, засучив рукав, показала ручку, где были явные следы укусов и расчесы. Комдив громко рассмеялся и спросил:

— Ну, ты теперь все понял?

И я, действительно, все понял. Жена, без моего согласия, записалась на прием к комдиву и описала нашу жалкую жизнь во времянке, где и фундамента даже не было, с клопами и мышками. Я с ними пытался бороться с помощью дуста и даже гексахлорана, но все было тщетно. Вот и выдала дочка комдиву по полной программе наши семейные секреты.

— Да, доктор, понимаю вас, понимаю, но ведь ни черта нет. Меня уже ваши жены, простите, изнасиловали по-черному, а что я могу сделать? Ждите, ждите. При первой возможности помогу вам. Можете идти.

И я, уже успокоенный, но взмыленный, как боевой конь, помчался на свой корабль. Комдив сдержал свое слово. Через пару месяцев мне была выделена комната в квартире с одной соседкой и с персональным сараем. Но вода и туалет были в квартире! Это такое счастье! Дом находился прямо за Малаховым курганом, так что, сходя с троллейбуса, я поднимался на него и шел мимо знаменитой батареи, прикрывавшей город во время войны, к своему дому «барачного типа». Но и эта комнатушка была великим благом, после нескольких хибар, где мы пожили три года.