Копия любви Фаберже - Ольга Тарасевич

Но потом…

Господи!

В моей гостиной появился Ники!

В первые секунды мне показалось, что чудесный стремительный танец перенес меня в самые счастливые мгновения молодости.

Его высокий стан, застенчивая милая улыбка, красивые руки… Глаза…

Но потом я поняла, что перенеслась даже не в молодость, а в собственные мечты мои.

В дивных пленительных глазах Ники уже светилась любовь ко мне. Не к Алисе, Аликс Г., глупой гусыне! КО МНЕ!!!

– Позвольте представить вам великого князя Андрея, – донесся до меня голос Сергея.

Я знала, что у Ники есть кузен Андрей. У меня были добрые отношения с другими его двоюродными братьями, Кириллом и Борисом, с отцом их, великим князем Владимиром Александровичем. Я знала об Андрее, но никогда не видела его ранее.

Он был копией Ники. Причем влюбленной в меня копией!

Тот вечер я сгорала в огне внезапно вспыхнувшей страсти.

Сергей Михайлович, Карл Густавович – не помню, чем занимались они, а также прочие мои приглашенные гости.

Карл Густавович, кажется, скоро исчез, а Сергей, когда все разошлись, стоял передо мной на коленях и признавался в любви. Но я наказала ему явиться только через неделю, делая вид, что сержусь из-за княжны.

На самом же деле мне хотелось остаться одной, чтобы думать об Андрее, писать об Андрее. Мечтать. Любить!

Я сразу поняла, что могу любить его. Он стал моим, как только меня увидел, я почувствовала это всей душой, всем телом.

Совсем мальчик, краснеющий, неловкий[36]. Его руки дрожали. Едва мы сели за стол, он опрокинул на мое платье бокал красного вина. Сколько искреннего горя отразилось во взгляде!

А я, счастливая и радостная, помчалась в спальню, быстро переоделась и снова спустилась в гостиную, не желая и лишней секунды быть вдали от Андрея! А как мне делалось страшно от мыслей, что, если бы не бенефис и этот обед, мы могли бы не встретиться! А если бы свиделись позднее, то его сердце уже могло бы быть занято.

Украдкой от Сергея Михайловича и братьев Андрея мы сговорились о встрече.

Он как Ники. Он лучше Ники.

Буду целовать его.

Любить…

Сергей не должен ничего знать, он слишком мне нужен для театра. Но если вдруг придется нам объясниться, я никогда не буду сожалеть об Андрее. Сегодня я получила лучшую роль, любимой и любящей. Что значат все спектакли в сравнении с ней…

…Отложив тетрадь, Матильда закрыла глаза, с наслаждением вспоминая лицо князя Андрея.

Потом испуганно бросилась к камину. «Не ровен час, Сергей прочтет, – думала она, наблюдая, как языки пламени лижут наполненные любовью строки. – Узнает, не узнает, там видно будет. А все же хорошо, что дневник не попадется ему на глаза».

Бумаги сгорели. Счастье и любовь лишь разгорелись еще сильнее. Матильда достала из гардероба, где хранились костюмы, пуанты и закружилась в стремительном фуэте. Но почти сразу же остановилась. Подле светящегося за окном фонаря, на который она смотрела, чтобы не расшибиться, виднелась фигура худощавого человека. Лицо его было скрыто тенью широкополой шляпы. Но высокий стан, и именно эта шляпа, и безупречное пальто, а еще лаковые щегольские ботинки позволили Матильде обо всем догадаться. Под окнами особняка стоял несчастный Карл Фаберже…

* * *

Какая красота… Море огромное, разлитое до небес, синее-пресинее. Еще в туристическом агентстве, где давали пролистать буклет с фотографиями отелей, Свету поразил необычайный ослепительно-безмятежный оттенок. Но она решила, что это, наверное, рекламные фокусы. Пакет морса, который производит компания Андрея, в рекламном ролике тоже выглядит так соблазнительно, что в горле пересыхает. Бросаешься к холодильнику, и… Ну, пакет как пакет. Обычный вид упаковки, привычный вкус напитка. Но море! Море! Просто глаз не отвести, в сто раз лучше, чем на страницах рекламного проспекта! Кажется, всю жизнь можно проваляться на шезлонге под зонтиком, лениво наблюдая за медленно накатывающими на белоснежный песчаный пляж волнами.

– Полиночка! Поля! Посмотри на меня, солнышко! На меня, а не на официанта! Посмотри и подумай! Я ж тебя любить буду, заботиться. А мальчишка этот что? Две недели пройдут, ты уедешь, он останется.

Полина смешно морщит блестящий от крема носик:

– Толик, договорились, я люблю только тебя. Прекрати пугать парня. Отдыхай, расслабься!

Призыв подруги вызывает у охранника какую угодно реакцию, только не расслабленность. Толя пожирает глазами худенькую Полину фигурку, и на его простодушной обгорелой физиономии планы сегодняшнего вечера видны, как на экране кинотеатра. Незамысловатое кино: ужин, дискотека, кроватка.

Света встает с шезлонга, поворачивается спиной к подруге.

– Поль, печет ужасно. Сгорела?

– Это не плечи, – сочувственно говорит Полина, осторожно касаясь прохладными пальцами горящей кожи. – Это уже настоящее жаркое. Вернемся в отель?

– Ни за что! – возмущается Света, искоса поглядывая на охранника. Тот делает вид, что загорает, глаза закрыты. Но напряженно сжатые губы его выдают: подслушивает. – Схожу в номер, возьму рубашку.

Бодигард, вечный ванька-встанька, бесшумно и незаметно оказывается рядом.

– Толя! Ну я могу хотя бы шаг одна ступить! Что ты за мной ходишь как приклеенный! Достал уже! Почему за Андреем вы не бегаете, как собачки на привязи! – Света кричит, отчаянно пытаясь вспомнить хитрое слово, которое произносил муж. – Я тоже хочу, чтобы моя безопасность обеспечивалась это, как его… Дис-тан-ци-о-нно. Вот так, дистанционно!

Толик невозмутимо улыбается, молчит. Но на шезлонг не возвращается.

Ладно, фиг с ним. Хочет топать рядом – пусть топает. Все равно она перехитрит эту тупую груду мышц с бритым затылком и вечно напряженным взглядом.

– Ночь, два часа, – говорит Света по-турецки симпатичному коридорному с черными обжигающими глазами.

Хорошая вещь – русско-турецкий разговорник.

А еще лучше то, что рядом Полька.

Подруга все разыгрывает как по нотам. За ужином нежно смотрит на бодро уминающего жареное мясо Толика. На вечерней шоу-программе позволяет обнять себя за талию.

А Света – о да, она же очень устала. Обгорела, наплавалась. Нет, никакой ночной дискотеки. Звонок Андрею и здоровый сон. И из отеля – честное пионерское – ни на шаг.

Толик колеблется. Но сидеть в соседнем номере ему совершенно не хочется. А хочется трахаться. Лукавая многообещающая улыбка Поли окончательно парализует профессиональные рефлексы.

Через полчаса Света уже умирает от поцелуев симпатичного мальчика, не опасаясь, что на ее стоны примчится верный бульдог, готовый перегрызть горло любому.