Мастер-класс. Записки концертмейстера балета - Лада Исупова

– сказано по памяти о некогда запомнившемся произведении;

– перепутано произведение.

Тут на слово верить нельзя, тут самой смотреть надо.

Звоню подруге-концертмейстеру со зверским стажем, на жизнь жалуюсь, а ей все нипочем, у нее всегда так, она и бровью не ведет. Спрашиваю:

– А вот тогда скажи, Юленька Аркадьевна, как опытный товарищ начинающему: какое произведение я должна предложить под характеристику «12/8, мягонько»?

Ти-иихо вокру-ууг,

Только не спит барсу-уук…

Вот что значит – профессионал!

Начинаются каникулы. Все в природе затихает. Я учу фрагменты из «Спящей красавицы».

Урок. Прихожу с готовыми (типа делать мне было нечего на выходных) вальсами из «Спящей» – Феей золота и заунывным падекатром этих фей. В муках творчества (не моих, конечно), к середине урока выясняется, что музычка не очень подходит к хореографии (сплошал тут Чайковский).

– Давайте попробуем что-нибудь другое.

– Как скажете.

Открываю кучу нот, пробуем и то и это, все что-то не очень. В конце предлагаю попробовать сама: они под раз-два-три делают, а я внимательно записываю – на какой доле прыгнули, на какой крутанулись, где ножку подняли и где основная масса ее опустила. Ставлю циферки эти перед собой и начинаю импровизировать в человеческой тональности.

Полный восторг:

– А что ж вы сразу нам это не поиграли?

У меня, как у быка, начинают наливаться красным глаза: ну вот зачем было нервы трепать Чайковским?!

Вторую вещь начали, но оказалось, там еще конь не валялся. Потыркались-потыркались, время вышло: «Ладно, – объявили, – подумаем и доставим в следующий раз!», «Ладно, – думаю про себя, – вам же хуже, мне все равно, что импровизировать, хоть „отсюда и до завтра“, но так бы я вам подобрала – пальчики оближешь, а так получите что-нибудь банальное с ходу, обидно, конечно, но я не могу бороться со стихией».

Начинаю в письменном виде настырничать насчет «Диска». Этапы познания:

– Диск с нужной музыкой оставлен вам на столе.

– Нету.

– Там танец цветов.

– Вальс в смысле? Из «Спящей»?

– Нет. Просто вариация.

– Кто автор?

Поиск остановлен, ответчик исчезает. Опять дергаю директрису и в итоге – прихожу на урок по цветам.

Милая молодая преподавательница, в глаза не смотрит. Показывает мне издалека диск, говорит – это балет «Фестиваль цветов». Внутренне готовлюсь к блиц-борьбе на тему «Играть не буду, заменю!». Всем своим видом убиваю в педагогине всякую надежду на снисхождение. Ну действительно, в самом деле?! Это ж дома долго слушать неизвестно что, записывать и учить! А пылесосить кто будет?! Дала бы заранее диск – все бы получила, а сейчас нет уж, дудки!

Но оказывается, она и не собирается давать мне диск домой, вообще из рук боится выпускать. У нее даже нет второй копии! Она рассчитывает (с чувством выполненного долга) проиграть его пару раз, а далее – извольте. Начинаю закипать – убивать буду на месте. Вот вольно ж людям чужое время тратить!

В принципе, я уже и так готова обоснованно разбить в пух и прах то, что она там наприготовила, но для проформы надо сначала выслушать. Ладно… давайте… ставьте-ставьте. Мысленно закатываю рукава.

Включает музыку и, о удача! Да я сто лет играю эту милую вещицу, услышанную на каком-то диске. Просто никогда не знала, что это. Да-а, так везет нечасто. Кровопролитие отменяется.

Скромно, как Джеймс Бонд, подхожу к роялю: «Это легко», – и изящно выдаю эту штучку, причем, заметьте, в той же тональности (до мажор, кстати, но это так, для понимающих).

Она обрадовалась, как дитя, и запросила еще адажио и прыжки, но даже перебирать не стала, а с лету согласилась на то, что первое приходило мне в голову. Так что тут без проблем.

Получаю три листочка нот, три фрагмента («Флорину» отменили – не готова), из этих корявых местных сборников в полуимпрессионистских, полуджазовых тонах. Ужасаюсь вслух: «Зачем же под такое танцевать?!» Училка обижается. Предлагаю заменить – реагирует отрицательно и неадекватно нервно. А вот тут нужно делать лирическое отступление…

Был у нас концертмейстер, парень лет тридцати пяти. Я вообще-то меняю имена на вымышленные, но этому не буду. Собаке – собачье имя. Звали его Джесси. Летом он от нас уехал далеко и, надеюсь, надолго – получил позицию в «Бостонском балете» (мои соболезнования «Бостонскому балету»). Играл он хорошо, но совершенно сам по себе, без какого-либо соотношения с окружающими. Он вообще-то и в жизни на всё, что не Он, смотрел с усталым удивлением: зачем вы здесь? Основное времяпровождение – это ходить по начальствам и нудить, что ему нужно повысить оплату, дать больше часов, назначить старшим концертмейстером и Первой Красавицей Королевства. Чтобы оттенить собственные совершенства, вдохновенно очернял других концертмейстеров. Но это только при разговорах с начальством. При разговоре же с коллегами он ничего такого не говорил, а исключительно жаловался. Мне, например, на то, что хочет играть мои часы, а их играю я, и как это плохо и несправедливо.

Прошлый отчетный концерт играл он, потому что я совсем-совсем не могла, и меня попросили подобрать им фитюльки по страничке на их галопы-полечки. Зная, что играть буду не сама, я расстаралась и нашла самые простые и удобные для игры пьески. За месяц до концерта отдала директрисе. Он отыграл прогоны и генеральную, но на концерте случилось необъяснимое: он заимпровизировал всё. Детям. Нон-стопом. Меняя темпы, размеры, характер. Выдал крутой джаз. Остановился, только когда сцена опустела. За кулисами оттаскивали трупы учителей, старший преподаватель разрыдалась в голос и больше никогда с ним не разговаривала (не думаю, что он заметил). Лирическое отступление закончилось.

Именно эта рыдавшая преподавательница и дала мне три листочка и не разрешила поменять ни одной ноты. (В глубине души я ее понимаю, но от этого не легче.)

Начались страдания с этими нотами. Ни мелодии, ни стабильной фактуры, текст несложный, но напрочь отсутствует логика, неудобно написано. С души воротит – не могу начать учить.

Назавтра стали с классом работать над этими вещами, играла через одну ноту на третью.

Первая вещь – самая дикая. Две, максимум три ноты в вертикали, но бемолей на эти три ноты, как минимум, по четыре; мелодическая мысль неясна совершенно; оторваться – поглядеть на класс не могу – пытаюсь играть по нотам. Это моя самая ненавистная вещь.

Вторая не лучше. Вернее, она ничего, но из разряда переливающихся волн пор де бра, а училка попросила запиццекатить, убрать легато, сделать остренько – у них пике. Спрашивается: а что, для пике нет музыки на пике?! А в данной вещи сплошные замирания-зависания, в том числе в левой руке, и классическая интонация ламенто со своими придыханиями. Я, конечно, пытаюсь изображать пике, но мгновенно сползаю на вздохи-ахи. В общем, сплошное мучение. Ну и темп, конечно, соответствующий пике.