Диадема Марии Тарновской - Ольга Баскова

– Разве ты не знаешь свою жену?

Я стукнул кулаком по подушке:

– Да черт с ней, с Надеждой. Скажи, для тебя так важна эта работа? Мы можем скрыться, спрятаться там, где она никогда нас не найдет, и попытаться начать жизнь заново. Мы хорошие специалисты, и, я уверен, кто-нибудь захочет взять нас на работу. Ну, – я погладил ее по руке, – ты готова бросить все и убежать со мной на край света?

Она не ответила, и я продолжал:

– Я не смогу жить с Надеждой, не смогу притворяться, даже за деньги. Да и не нужны мне ее деньги. Кредит отдан, матери гораздо лучше. А что касается работы… Мне осточертела работа в банке, осточертела давно. Если бы ты согласилась быть со мной, можно было уехать куда-нибудь далеко-далеко и попытаться найти себя в другой области.

Она по-прежнему молчала, будто обдумывая мое предложение.

– Я никогда не любил Надежду, – признался я и вдохнул: – Теперь же, когда я встретил тебя, понял, что больше не смогу ей лгать. Она неплохой человек, и было бы преступно ее обманывать. Если бы ты меня любила и согласилась бы выйти за меня, я стал бы самым счастливым человеком.

Она качнула головой:

– А что бы ты получил, если бы Надежда дала тебе развод?

– Ничего. – Я щелкнул пальцами. – Да какое это имеет значение? Мне ничего от нее не нужно.

– Это имеет очень большое значение. – Женщина принялась рассматривать узор на скатерти. – Видишь ли, я приехала сюда из далекого сибирского городка. Моя семья во многом нуждалась, и мне надоело жить в нищете. Чтобы получить неплохую работу, мне пришлось помыкаться. Знаешь почему я тебе все это рассказываю? Потому что больше не хочу ни в чем нуждаться. Да, не хочу даже ради большой любви. Ты вот не можешь жить с богатой женщиной, потому что ее не любишь, а я смогу жить со старым и толстым, если он даст мне в этой жизни все.

Странно: другую женщину я начал бы презирать после такого признания, а в ее устах это прозвучало так естественно, что показалось мне логичным.

Ну в самом деле, что я могу дать будущей жене после развода с Надеждой? Скитания по стране, вечное безденежье, отсутствие жилья… Она права, черт возьми, тысячу раз права… Кто захочет так жить? Кто захочет питаться лишь любовью?

В тот вечер мы расстались рано: она захотела отдохнуть, и я не возражал.

Пока я добирался до дома, в моей голове крутились тысячи вариантов, как достать деньги после развода, но ни один не казался мне реальным.

Надежда встретила меня на пороге и обиженно произнесла:

– Макс, мне надоело, что ты так поздно приходишь домой. Может быть, попросить Сергея помочь тебе?

Я лениво обнял ее:

– Поверь, мне осталось совсем немного. И потом, Сергея придется вводить в курс дела, а на это тоже нужно время.

Она опустилась на диван:

– Ладно, ты прав. Поставь, пожалуйста, чайник. Мне хочется, чтобы ты за мной поухаживал. Кроме того, у меня ужасно болит голова. Наверное, приму ванну, выпью чаю и лягу. Ты не возражаешь, если мы поспим сегодня в разных комнатах?

– Конечно. – Я пошел на кухню, стараясь не показывать радость.

Кроме того, в тишине можно было подумать, как быть дальше.

Я заваривал чай и думал, думал, думал, пока не запульсировало в висках. Если бы не проклятые деньги и боязнь остаться без работы, я бы немедленно рассказал ей все и ушел. Но она тут же уничтожит меня, растопчет, как таракана. Особенно если узнает о другой женщине.

Заварной чайник чуть не выпал из рук. Я аккуратно поставил все на маленький столик на колесиках и покатил в гостиную.

Жена сидела на диване и рассматривала кольцо с бриллиантом, украшавшее ее указательный палец. Я подал ей чашку:

– Осторожно, не обожгись.

– Спасибо. – Она как-то по-детски дунула на чай и сделала маленький глоток. – Представляешь, сегодня мне сказали, что в Москве нашелся покупатель на мою диадему. Уж не знаю, откуда они узнают о моей драгоценности. Сей покупатель утверждал, что она принадлежала ирландской королеве и потом перекочевала к О’Руркам, предкам Марии Тарновской. Он предложил мне больше миллиона долларов. В диадеме какие-то редкие бриллианты.

Больше миллиона долларов! Я почувствовал, как на лбу выступил холодный пот. Мысль, пришедшую в голову, я встретил с радостью, как старую знакомую. Как же я раньше не догадался? Нужно просто украсть эту чертову диадему и сбежать подальше, может быть, даже за границу. Если это не удастся, скрыться в родной стране так, чтобы никто не отыскал, купить документы на другую фамилию. С такими деньгами можно обеспечить жизнь любимой женщины и не нуждаться в заработке.

Я так стиснул кулаки, что ногти вонзились в кожу ладоней. Мне захотелось немедленно позвонить Лене и все ей рассказать. Я надеялся, что завтра мы с ней увидимся.

– Дорогой. – Надежда поставила на стол пустую чашку. – Большое спасибо за чай. Ты всегда великолепно его завариваешь. А теперь я пойду наверх. Надеюсь, завтра утром все пройдет.

Ее головная боль не вызывала во мне жалости. Я радовался, что сегодня ночью ее не будет рядом.

Киев. 1900 г.

Роман Марии Тарновской и Павла Голенищева-Кутузова разгорелся стремительно и запылал ярко, как костер из сухих веток.

Не прошло и нескольких дней, как женщина совсем вскружила ему голову, и немолодой ловелас признавался сам себе, что такого у него никогда не было. Он не мог прожить без нее и минуты, писал ей письма, караулил у отеля, а вскоре, подбадриваемый любовницей, перестал скрывать их связь.

Нисколько не стыдясь дальнего родственника, граф приходил в номер, по-хозяйски обнимал и целовал Марию, назначал ей свидание, а если не заставал женщину дома, оставлял для нее письма, которые Василий находил везде: на столе, на полу, в ванной комнате. Он попробовал поговорить с женой, но она только смеялась и повторяла:

– А что мне остается делать, если вы совсем не обращаете на меня внимания? И потом, вам можно заводить многочисленные интрижки с кем попало, а мне с вашим родственником нельзя?

Сначала Василий попробовал махнуть на это рукой, но когда его друзья стали намекать на непристойность такого поведения супруги, написал графу, умоляя прийти в городской парк и поговорить.

Голенищев-Кутузов опоздал на десять минут и, не скрывая, что ему не терпится скорее уйти по своим делам, небрежно обратился к Тарновскому:

– Я слушаю тебя, Василий.

– Павел, тебе не кажется, что ваши отношения с моей женой переходят всякие границы? – Васюк побагровел от унижения. – Не хочешь ли объясниться со мной?

На его удивление, граф хмыкнул и махнул рукой:

– А что такое? Мы независимые люди, дорогой друг, а здесь каждый делает, что ему нравится. Я предлагаю тебе делать то же самое. Впрочем, судя по рассказам Марии, ты этим и занимаешься. В таком случае просто не мешай другим.