Свистопляска с Харриет - Дороти Кэннелл

Мои нервы всё ещё были на взводе после недавнего шока, а рассказ старика Нэда о видениях и нарушенной клятве оставил в душе странное ощущение, будто по пятам за нами следуют призраки. А тут ещё Харриет в своём горшке… Впрочем, это не оправдание для грубости. Я тут же устыдилась. Если папе хочется, пусть остаётся в машине. Но он открыл дверцу и аккуратно поставил холщовую сумку на сиденье водителя.

– Ты совершенно права, Жизель. – Жалкая улыбка придала его лицу ещё более горестное выражение. – Тебе нужно думать о своей карьере, как это принято у современных женщин. Её светлость вправе сполна получить за свои деньги, даже если мне придётся просидеть у неё до вечера. Понимаю твои опасения. Увидев мою скорбную ношу, она наверняка захочет поскорее выставить нас из дома.

– Спасибо, папа, спасибо!

Я повернулась к лестнице. Седая дама неторопливо спускалась к нам по каменным ступеням. После того как я представилась, она поставила лейку у наших ног и зябко стянула кардиган на худосочной груди.

– Совершенно верно, оформители. Меня зовут Тимотия Финчпек. Я кузина сэра Каспера. Я проведу вас к её светлости. Меня это не затруднит. – У неё был тихий тоненький голосок, а лицо не выражало ровным счётом ничего. – Я собиралась сходить к бочке и принести воды. Моя мать всегда говорила, что нельзя мыть голову водой из обычного крана. В водопроводной воде слишком много химии. Но я не предполагала, что на улице такой холод, вот и стояла, раздумывая, не вернуться ли за пальто.

И сколько бы она ещё так раздумывала, не появись мы с папой? Пройдя за Тимотией в дом, мы проследовали через квадратный холл мимо портретов предков, развешанных на стенах, ступили на роскошный ковёр, устилавший паркетный пол, миновали изящную балюстраду, поднимавшуюся к полукруглой галерее. И оказались в уютной гостиной. От пола до потолка она была обшита сосновыми панелями золотисто-янтарного цвета. Камин, в котором пламя весело лизало большое полено, представлял собой простое каменное сооружение, на каминной полке выстроились незатейливые оловянные кружки и подсвечники. Тёмно-зелёный диван и обтянутые ситцем кресла так и манили присесть, маленькие столики, казалось, только и ждали, когда на них появятся чашки с блюдцами и корзинка с вязанием. Длинные и узкие окна были задрапированы рыжеватыми бархатными шторами. В двух застеклённых угловых шкафчиках виднелись декоративные пивные кружки и серебряные кубки за победы в скачках. Я стояла, впитывая атмосферу комнаты и спрашивая себя, можно ли здесь хоть что-то изменить без риска навлечь гнев призраков.

Включив пару настольных ламп, Тимотия Финчпек жестом пригласила нас поближе к огню.

– Это любимая комната первой жены сэра Каспера. Нынешняя леди Гризуолд использует её в качестве личной гостиной, хотя, думается, она бы предпочла ту, что находится в задней части дома, подальше от снующих людей. Но, по-моему, вы здесь уже бывали, миссис Хаскелл, хотя я не помню, по какому случаю.

– Да, пару дней назад, – отозвалась я, опускаясь в кресло, – но не в этой комнате. Мы с леди Гризуолд беседовали в библиотеке.

– Наверное, я тогда слегла с простудой, – сообщила мисс Финчпек гундосым шёпотом. – У меня очень слабая грудь. Как говорила мама, это всё потому, что я родилась в ужасный туман и сырость проникла в мои лёгкие ещё до того, как я сделала первый вдох.

– Тяжело, когда имеешь слабое здоровье, – подхватил отец, втягивая живот в тщетной попытке не выглядеть бесстыдным здоровяком. – Увы, каждый вынужден играть теми картами, какие сдаёт нам жизнь. А вы, дорогая, должны утешаться тем, что порой и чахлая роза способна цвести дольше своих сестёр.

– Остаётся уповать на это. – Более тоскливого вида, чем у миссис Финчпек, и придумать было трудно. – Я делаю всё, что могу: каждый день изнуряю себя зарядкой, принимаю тонизирующие средства и витамины, чтобы исправить то, чем меня наделила природа. Что вы думаете о библиотеке, миссис Хаскелл?

Выцветшие глаза безучастно скользнули в мою сторону.

– Чудесная комната. Никогда не видела столько книг в кожаных переплётах!

– Некоторые из них попали сюда ещё из старого дома.

– Из того самого, что построили, когда Генрих VIII даровал эту землю вашему роду? А чем ваши предки заслужили монаршую благосклонность?

Горя желанием прослушать урок истории, я и представить не могла, что в моём интересе есть что-то непристойное, но миссис Финчпек всю передёрнуло, словно чопорную гувернантку, которую хозяин дома зажал в углу.

– Меня этот вопрос никогда не занимал, миссис Хаскелл. Мой отец крайне неодобрительно относился к женщинам, интересующимся политикой. Пусть он и умер много лет назад, я осталась верна его убеждениям. А теперь, с вашего разрешения, я приведу её светлость.

Она исчезла, словно кучка пыли, сметённая рукой опытной горничной, и нам с отцом не осталось ничего иного, как смотреть друг на друга.

– Слава богу, что вы с мамой позволили мне всё решать за себя самой.

Великодушно махнув рукой, папа задрал ноги на пуфик, который до этого казался лишь пустым украшением.

– Дорогая моя девочка, понимаю, что ты должна нервничать, глядя на мои страдания. Возможно, я не слишком успешно скрываю свою тоску. Но всё же полагаю, что занудой я не был. А эта бедная мисс Финчпенни…

– Финчпек.

– Какая грустная маленькая женщина! Очень-очень грустная. – Папа смаковал эти слова. – И как это можно терпеть её день за днём? Словно туман, который никогда не рассеивается.

– Да, она выглядит слегка подавленной, – поспешно согласилась я, пока он не добавил, что Харриет была неудержимым потоком солнечного света.

– Твоя мать тоже всегда мыла голову дождевой водой. – Папа улыбнулся, и я почувствовала, что между нами словно открылась дверь.

Послышался неясный шум, и в комнату вошла леди Гризуолд. Это был эффектный выход – с непередаваемой грацией к нам направлялась самая прекрасная женщина на свете. У меня мелькнула мысль, что у Тимотии Финчпек есть все основания относиться к ней с затаённой злобой бедной родственницы, обречённой всю жизнь провести в тени вместе с остальными призраками Старого Аббатства.

Даже папа, верный памяти Харриет, не мог скрыть восхищения. Вскочив на ноги, он во все глаза смотрел, как леди Гризуолд пожимает мне руку. Движения её были удивительно грациозны, а улыбка на редкость пленительна. Правда, я села на место со смутным ощущением, что атласно-гладкие чёрные волосы и тёмные глаза хозяйки меня несколько разочаровали. Ей следовало быть холодной блондинкой в синем или цвета морской волны платье, а не в этой ржаво-коричневой юбке и чёрной водолазке, перепоясанной тонкой золотой цепочкой, которая, если не считать обручального кольца, была единственным украшением.

Её светлость тем временем обратилась к папе:

– Очень мило, что ваша дочь сумела привести вас. – Голос у неё был мелодичным, но не слишком выразительным.