Ничья на карусели - Харуки Мураками

Я достал из кармана виски и выставил на стол.

— Не хотите немного выпить? Стаканов, правда, нет, — предложил я.

— Нет, — он едва заметно улыбнулся, — я не пью. Почти не употребляю жидкость. Но вы не стесняйтесь, пейте. Я спокойно смотрю, как другие пьют.

Я отхлебнул из бутылочки. В желудке разлилось тепло, некоторое время я вслушивался в него, прикрыв глаза. Из-за соседнего столика он внимательно наблюдал за мной.

— Кстати, простите за странный вопрос, вы хорошо разбираетесь в ножах? — внезапно спросил он.

— В ножах?! — переспросил я удивленно.

— Да, в ножах. Ножи, которыми режут. Охотничьи ножи.

Я ответил, что в охотничьих ножах не очень-то разбираюсь, но мне приходилось пользоваться довольно крупными туристическими и швейцарскими армейскими ножами. Но это, конечно, не означает, что я имею особые познания в этой области.

Услышав это, он, вращая руками колеса инвалидной коляски, подъехал к моему столику и устроился напротив.

— Я хотел бы показать вам нож. Он у меня уже два месяца, но я совершенно в этом не разбираюсь. Хотелось бы кому-то его показать. Узнать, какого хотя бы примерно уровня эта вещь. Если, конечно, вас не затруднит.

Я ответил, что меня не затруднит.

Он вытащил из кармана деревянный брусок и положил на стол. Великолепно изогнутый, светло-серый, он глухо стукнул о стол. Это был небольшой складной охотничий нож. Небольшой, но широкий и массивный, весьма примечательный экземпляр. В принципе, охотничьим ножом снимают даже шкуру с медведя.

— Не подумайте ничего такого, — произнес он, — я вовсе не собираюсь ранить им себя или кого-то другого. Просто однажды мне вдруг, ни с того ни с сего, захотелось иметь нож. Даже не знаю почему. Может, увидел по телевизору или прочел в книге, толком не помню. Важно, что я во что бы то ни стало захотел личный нож. Я попросил знакомого, и он купил мне вот этот в магазине спорттоваров. Конечно же, от мамы это секрет, никто, кроме того знакомого, не знает, что я хожу с ножом в кармане. Это только моя тайна.

Он взял со стола нож, подержал на ладони, словно прикидывая его внезапную тяжесть, и наконец через стол передал его мне. Нож оказался тяжелым. Пластина, которую я принял за деревянный брусок, крепилась на латунном основании, чтобы ладонь не скользила. Сам нож был почти полностью изготовлен из латуни и стали и в руке оказался гораздо тяжелее, чем на вид.

— Попробуйте вытащить лезвие, — сказал он.

Положив руку на верхнюю часть рукоятки, я нажал на углубление и поддел пальцем тяжелое лезвие. Лезвие глухо щелкнуло и прочно зафиксировалось. Общая его длина составляла, наверное, сантиметров восемь или девять. Взвесив на ладони нож теперь уже с открытым лезвием, я еще раз подивился его весу. Он был не просто тяжелым — странная тяжесть словно вдавливала его в ладонь. Я энергично покачал рукой вверх-вниз, вправо-влево — благодаря своему весу рукоятка почти не двигалась и точно следовала за движением руки. Изгиб рукоятки тоже был безукоризненным и прекрасно ложился в ладонь. Даже плотно сжав пальцы, я не почувствовал никакого дискомфорта, а когда ослабил хватку, рукоятка продолжала плотно сидеть в руке.

Форма лезвия была великолепна. Прекрасно заточенная толстая сталь впереди вздымалась красивой линией, а сзади была резко вырезана для упора. Был здесь и желобок для крови, как положено.

Я тщательно обследовал нож в лунном свете, несколько раз легко взмахнул им для пробы. Это был элитный нож, идеально сочетавший в себе красоту формы и удобство использования. Уверен, что резал он соответственно.

— Хороший нож, — произнес я. — Я не специалист, но он отлично лежит в руке, лезвие добротное — прекрасная вещь. Если будете аккуратно смазывать, прослужит всю жизнь.

— А он не слишком маленький для охотничьего ножа?

— Нет, такого вполне достаточно. Большие ножи не удобны в деле.

Вжик — я сложил лезвие ножа, вернул ему. Он снова вытащил лезвие, ловко перевернул его в руке. Тяжелая рукоятка позволяла выполнить такой трюк. Затем прицелился, прикрыв один глаз и направив нож прямо в луну. Четко очерченные лунным светом, нож и инвалидная коляска напоминали белые кости, пронзившие нежное мясо.

— Не хотите порезать что-нибудь? — спросил он.

Я не стал отказываться, взял нож и несколько раз ткнул в ствол стоящей рядом пальмы, сняв по диагонали кору. Затем аккуратно разрубил надвое валявшуюся у бассейна дешевую пенопластовую доску. Нож резал прекрасно.

Я рубил все, что попадало под руку, и неожиданно вспомнил толстую белую женщину, виденную днем на буе. На мгновение мне показалось, будто ее белая пухлая плоть, словно разлетевшееся на клочки облако, парит в небе. Буй, море, небо и вертолет разом нахлынули на меня, я утратил ощущение расстояния. Стараясь не потерять равновесия, я тихо и медленно заставил лезвие скользнуть в рукоятку. Ночной воздух был мягким как масло. Моих движений ничто не стесняло. Ночь глубока, а время подобно мягкой сочной плоти.

— Иногда мне снится сон, — промолвил он. Казалось, его голос доносится со дна глубокой ямы. — Будто прямо из моей головы в мягкие мышцы памяти под углом входит нож. Мне не больно. Нож просто вонзается. Затем все постепенно исчезает, и в конце, словно останки, остается только нож. Вот такой сон.