Тридцатник, и только - Лайза Джуэлл

Когда она проснулась в десять часов, за окном сияло чудесное утро уходящего лета. Мать была в церкви. Она уже давно оставила попытки заманить туда Надин: дочь объявляла себя то атеисткой, то язычницей, а в последнее время, для пущей убедительности, даже сатанисткой. Отец с братом отправились рыбачить. Надин бегала по квартире в трусиках и бюстгальтере, окна были распахнуты, радио орало, и Надин подпевала во весь голос. В одиннадцать позвонил Диг, они договорились встретиться в половине двенадцатого на Цветочном холме.

— Захвати змея, — напомнил он. — Сегодня точно будет ветрено.

Когда Надин поднялась на холм, Диг сидел, развалившись и покуривая сигарету. Вместе с двумя пакетами он занял всю скамью. Одет он был в те же джинсы, что и накануне, и майку с надписью «Счастливый понедельник». Завидев Надин, Диг выпрямился, и на его физиономии заиграла похотливая улыбка.

— Ты знаешь, что твое платье просвечивает, да? — заметил он, когда она уселась рядом.

Надин притворилась смущенной, хотя ей были отлично ведомы диафонические свойства ее длинного, до середины лодыжек, индийского платья. На ноги она надела высокие ботинки из черной кожи с розовыми шнурками и завязала хвостик на макушке. Такой стиль ее мать презрительно именовала «глупым хиппизмом».

Диг раскрыл пакеты и продемонстрировал теплые французские батоны, баночки с плавленым сыром, пакетики чипсов и двенадцать бутылок пива. Надин захватила с собой одеяло. Оставалось лишь найти относительно уединенное местечко.

А затем весь день, с завтрака до ужина, с позднего утра до раннего вечера, они лежали на одеяле Надин и целовались. Они целовались пять часов кряду. Столь много и столь страстно, что на губах Надин образовались мозоли, а на подбородке от щетины Дига выступило раздражение. Время от времени они отрывались друг от друга; пока они наскоро перекусывали и торопливо отхлебывали пива, их губы уже искали друг друга. Они почти не разговаривали; когда не целовались, то мечтательно смотрели вдаль, блаженно улыбаясь резвящимся на воле псам и носившимся кругами детям. Они молча наблюдали, как солнце стало клониться к западу, глупые улыбки словно приклеились к их лицам, а руки оставались переплетены.

Когда они уже собрались уходить, когда мусор был сложен в пластиковый мешок, одеяло свернуто и пиво допито, ветерок взъерошил челку Дига.

— Ты видела? — встрепенулся он.

— Что?

Новый порыв ветра подхватил подол платья Надин.

— Это, — он указал на ее юбку, — и это, — он указал на ложбинки на траве, — и ЭТО! — пустой пакет, надувшись, покатился по дорожке. — Идем. Быстрее! Бери змея.

Он схватил Надин за руку, и они рванули к вершине Цветочного холма.

Очень скоро мощный ветер, неизвестно откуда взявшийся, оживил змеев. Ветер был теплым, приятным, но очень настойчивым, он ворошил волосы, дергал за одежду, напоминая нетерпеливого любовника. Солнце медленно садилось, дневной свет постепенно убывал, воздушные змеи плясали на золотистом фоне. Когда солнце скатилось за горизонт, и на Цветочный холм опустились сумерки, ветер стих так же внезапно, как и начался. Диг и Нади оглянулись, кругом было темно, тихо и безлюдно, они остались одни на холме. Подхватив змеев, бессильно валявшихся на подсохшей за лето траве, и взявшись за руки, они побрели обратно, в Кентиш-таун.

— Я все продумал, — сообщил Диг, когда они шли по улице Принца Уэльского. — Даже если я буду отдавать маме 20 фунтов в неделю за квартиру и начну выплачивать за машину, скажем, по 20 фунтов, плюс проездной за 5 фунтов в неделю, я все равно смогу приезжать к тебе по крайней мере каждые две недели… Не думаю, что на поездку мне понадобится больше пятнадцати фунтов, правда? Тем более, если купить молодежный проездной на железную дорогу… — Он с восторгом глянул на Надин и покрепче обнял ее за плечи. Она натянуто улыбнулась. — И, разумеется, праздники. Ты ведь будешь приезжать домой на праздники? Как у вас с каникулами на старших курсах? — Надин пожала плечами, улыбка из натянутой превратилась в нервную. — Неважно. Нам хватит праздников и выходных, три года промелькнут незаметно, не успеешь ты оглянуться, как снова окажешься в Лондоне и…

О боже, черт побери, думала Надин. Именно этого я и боялась.

Постой-ка, приятель, захотелось крикнуть ей, попридержи лошадей! Если бы на моем месте оказалась какая-нибудь девушка, с которой ты познакомился в винном баре, ты бы сейчас не бросался во весь опор, но осторожно прощупывал ситуацию. Ты не стал бы с такой беспредельной уверенностью загадывать на будущее. Но лишь по той причине, что ты знавал меня еще в те времена, когда я ходила с разбитыми коленками и в туфлях с ремешками, ты полагаешь, что дело в шляпе.

Но ты ошибаешься, дорогой мой, ты ничегошеньки не знаешь о том, что творится в моей голове, чего я хочу и чего не хочу. Я — сильная женщина, у меня есть мечты и цель в жизни, мне много предстоит испытать и попробовать, и, хочешь верь, хочешь не верь, это «многое» тебя не предусматривает. То факт, что стерва всех времен и народов, Дилайла Лилли, не устояла перед твоим обаянием, еще не значит, что ради тебя я забуду о моих надеждах и мечтах. Самое главное в моей жизни, Диг Райан, — я сама, а не ты, уже не ты, и главным ты больше никогда не станешь. Я сильнее тебя. Да! Правда! Я сильнее тебя, и ты мне не нужен.

Надин слегка раскраснелась от волнения. После стольких несчастных лет в школе Святой Троице, когда Дилайла Лилли у нее на глазах медленно и упорно разрушала ее дружбу с Дигом, не говоря уж о мечтах, после стольких лет тоски по утраченному и статуса пятого колеса в телеге, она уверенно взяла вожжи в руки и теперь полностью контролирует ситуацию. Диг Райан дал ей то, чего она от него давно ждала, а сейчас она намерена доказать ему, что отлично без него обойдется.

У музыкального магазина Надин резко остановилась и повернулась:

— Диг, по-моему, это не очень хорошая идея…

— Что? — непонимающе нахмурился Диг.

— Ну… ты и я. Мне кажется, у нас ничего не выйдет.

— С чего ты взяла?

Надин вздохнула.

— Во-первых, не стоит торопиться. — Она принялась объяснять, как представляет себе свою новую жизнь в Манчестере — как новую страницу, абсолютно не связанную с Лондоном и не омраченную прошлым. Диг часто моргал и мрачно кивал. — Понимаешь, Диг? Сейчас не время. Нам обоим не до того. — Диг попытался улыбнуться. — Значит, ты согласен? — Диг опять кивнул, опустив голову, замер и вдруг энергично затряс ею.

— Нет! — воскликнул он, сбрасывая ладонь Надин со своей руки и пятясь. — Нет, не согласен! И я ничего, черт возьми, не понимаю! Ты несешь ерунду. Послушай, Надин. С той минуты, как я тебя увидел вчера вечером, мне стало так… так… черт, я не могу объяснить, что со мной стало, но это было потрясающе. Ты заставила меня почувствовать нечто необыкновенное, и я не желаю расставаться с этим чувством. Я хочу ждать выходных. Хочу толкаться в очереди на вокзале в пятницу вечером со сменой белья в сумке. Хочу три часа трястись в поезде и воображать, как ты ждешь меня на платформе в прозрачном платье, с распущенными волосами, хочу мечтать о предстоящих выходных. Я хочу узнать тебя как следует, узнать не ту Надин Кайт, мою закадычную подружку, но нового удивительного человека, с которым я познакомился только вчера вечером, эту изумительную, потрясающую девушку, которую я прежде не знал.