Наутилус Помпилиус. Мы вошли в эту воду однажды - Леонид Порохня

«Нау и Бригада С» (1988 — LP, запись 1987)

«Отбой» (1992 — LP, 1994 — CD, запись 1988)

«Ни кому ни кабельность» (1994 — CD, записи 1987–1988)

«Титаник Live» (1994 — CD)

«Акустика (Лучшие Песни)» (1996 — CD, 2013 — LP)

«Раскол» (1996 — CD, запись 1988)

«Титаник на Фонтанке» (1996 — CD)

«Подъем» (1997 — CD, запись 1987)

Сборники

«Легенды Русского Рока» (1996 — CD)

«Золотой век. Лучшие песни 1986–1989» (1999 — CD)

«Лучшие песни» (1999 — CD)

«Серебряный век. Лучшие песни 1991–1997» (1999 — CD)

«Grand Collection» (2001 — CD)

«Звездная серия» (2001 — CD)

«Когда умолкнут все песни: Лучшие хиты» (2003 — CD)

«Grand Collection часть II» (2006 — CD)

«Лучшие песни. Новая коллекция» (2007 — CD)

«Платиновая коллекция» (2007 — CD)

«Лучшее» (2011 — CD)

«Лучшая коллекция» (2012 — CD)

«Super Hits Collection. Коллекция супер-хитов» (2013 — CD)

«Лучшие песни» (2015 — LP)

Илья Кормильцев на Свердловской киностудии во время записи альбома «15» группы «Урфин Джюс», весна 1982 года

Когда Илюша понял, что здоровье может подкинуть ему совсем уж неприятный фортель, он озаботился книгой. Как истый книгочей, он знал: что не издано, того не было. А для «рукописи не горят» был недостаточно романтичен.

К будущей книге он относился очень серьезно. Долго ее «выкладывал», выбросил целые циклы — сказал «не вписывается». Озаботился названием. Позвонил: «Ты у нас спец по названиям — придумай мне». Я послонялся, послонялся и вспомнил его строчки:

И во время очередных посиделок с рюмочкой я сообщил, что придумал название. Илья покосился поверх очков с явным подозрением и сказал: «Ну?»… «Почти Герострат!» — выложил я. Он хмыкнул, буркнул: «Хорошо»… Я понял, что мой вариант «не проканал».

Признаю, в моем названии был крупный минус — слово «почти». Это «почти» было для Ильи унизительно. Если бы он мог с достаточным основанием именовать себя просто Геростратом, он бы согласился. В любом случае, ему бы понравилось.

«Почти» все испортило. Это было не для Ильи словечко. В его жизни не было ничего, к чему можно было бы прилепить слово «почти».

В первый раз написать книжку про Илюшу мне предложили через полгода после его смерти. Потом — еще несколько раз. Я отказывался. В том числе и потому, что поспешность так или иначе отдавала бы танцами на костях. Но не только.

Я не знал, что это должна быть за книжка. Какая? О чем писать, как ее выстраивать?.. Брать интервью? Приводить чужие мнения? Уточнять даты биографии героя?.. Так я писал предыдущие истории про рок-н-ролл, но в случае с Ильей все это вызвало недоумение.

Я знал, что должен ее написать, но не знал, как ее писать. Было ясно: эта книжка должна быть «не такой». А какой?

Он был человек публичный, и память, которая после него останется (или не останется), его беспокоила. И предчувствия на сей счет были у него не слишком оптимистичные.

Когда-то мы с Кушниром написали книжку про «Наутилус», она была без финала. Считалось, «Наутилуса» еще надолго хватит, однако книжка вышла как раз после того, как он доблестно скончался. Прошло года три, Илья обеспокоился финалом. Говорил: «Напиши! Надо ее переиздать. А то пройдет еще пять лет, эта группа вообще никому будет на хер не нужна!»… Другой эпизод — когда за месяц до смерти он позвонил Саше Орлову и поставил задачу распиарить его болезнь и — а он это знал — скорую смерть, Илья сказал: «Сделай, а то сдохну тут, никто и не заметит»…

Заметили, но в общем-то он был прав. Орлов сделал все, что просил Илья, и шуму было много. На этом фоне Илюше даже вручили (посмертно, разумеется) премию «Большая книга». В чем была своя издевка, поскольку собственных книг у него за всю жизнь было две — крошечная тетрадочка со Славиными рисунками (теперь — полный раритет) и «Никто из ниоткуда», которую он сам с друзьями издал перед смертью. Ну, вручили и вручили. Дальше наступила тишина. Какое-то время его не трогали. Но нелишне вспомнить его же строчки:

Они подождали. И образ Ильи начал прорастать. Сперва — тихонечко, потом все сильней… По мере роста изменяясь и изменяясь. Многие радуются. Да и сам Илья бы порадовался — он любил, когда о нем говорили, и зачастую ему было, в общем-то, наплевать, что именно о нем говорят.

На примере Ильи я впервые наблюдаю воочию, как формируется миф. Вынужден признать — все идет «как по нотам». Вещи, для мифа малосущественные, включая подлинный образ прототипа, отбрасываются; главным становится определяющее свойство мифа — функциональность.

Миф всегда (в обязательном порядке) «отстраивается» от собственной функции. Он создается в полнейшей зависимости от того, куда и как его собираются приспособить мифотворцы. От того, в какой функции будет выступать мифологический герой, полностью зависит образ, который из него слепят.

С Ильей происходит именно эта история. Из него лепят эдакий образок гениального поэта, который сидит себе на стеночке в рамочке и улыбается. Он мудр, прозорлив, со всеми добр, любой бред принимает благосклонно и… не огрызается.

Стоп! Это Кормильцев-то не огрызается?!. Да вы с ума сошли!

Февраль 1999 года. Фото Александра Коротича

Но — увы! Содержание мифа полностью зависит от его функции. Какова функция того образа, который сейчас лепят из Ильи? По-русски прозвучит не очень благозвучно, но точно — удобность. Удобство (так хуже, неточно). С неким особым отзвуком — по-английски точнее было бы не «comfortable», а «suitable».