На крыльях Феникса - Анна Яфор

несколько недель спустя. Девушка зашла в комнату, бывшую некогда самым драгоценным для нее местом в квартире. И застыла, каменея при виде новой кровати.

Наверное, она могла бы быть чудесной.  Крепкая, удобная, замечательно вписывающаяся в интерьер… С единственным недостатком, однако его осознание открывало жестокую и беспощадную правду. Правду о будущем.

Кровать была односпальной.

Полина бросилась в кухню, где уже стала привычной застывшая у окна фигура мужа. Он повернулся к ней, и девушка ужаснулась, глядя на его лицо. Кожа приобрела пепельный оттенок, глаза ввалились и почернели.

Это только в фильмах героини, расставаясь с любимыми, плачут, роняя  из глаз прозрачные капли, при этом оставаясь неповторимо прекрасными. В тот момент девушка не думала о том, как выглядит. До прелести страдающих киношных красавиц ей было слишком далеко.  Она рыдала, не беспокоясь ни о распухших глазах, ни о покрасневшем носе, ни о дрожащих губах. Пыталась остановить его, негнущимися пальцами цепляясь за плечи. Умоляя остаться.

– Не делай этого с нами… Не уходи! … Ты же любишь меня… Любишь…

Его рот некрасиво скривился:

– Любовь убивающая? Вряд ли у подобного чувства вообще есть право на существование…

– Не надо… Я не смогу жить без тебя…

Мирон с горечью покачал головой:

– Именно без меня ты и сможешь жить…

Он так и не осмелился встретиться с ней взглядом.  Осторожно отнял ладони от своей помятой рубашки, задерживая в руках на одно неощутимое мгновенье. Опустил в кресло. Память полоснула обоих болезненной вспышкой: как часто она находилась в этом кресле на его коленях…

Очередной всхлип заглушил хлопок закрывшейся двери…

* * *

И потянулась череда дней без начала и конца, одинаково темных и тоскливых. За окнами хлестал непрекращающийся дождь. Полина  часами стояла у окна, вглядываясь в заволоченное небо, словно пытаясь в нем найти ответы. Но их не было.

Тишина опустевшей  квартиры давила, непроходящей болью стучала в виски. И убежать от этой тишины, вырваться из ее плена не получалось. Молчал телефон, который она устала сжимать в руках, тщетно надеясь на звонок.

Прислушивалась к звукам в подъезде, ждала остановки лифта на их этаже, бессчетное количество раз распахивая входную дверь. Напрасно.

Смотреть по сторонам не было сил. Все слишком напоминало Мирона: брошенная на спинку стула рубашка, еще хранившая его запах, рассыпанные на журнальном столике бумаги с записями… Совместные фотографии, книги, которые они вместе читали, подарки от него… Он был везде. В каждой, даже самой маленькой вещице…

Она не хотела есть, но ослабевшими пальцами сжимала его чашку, как будто могла таким образом хоть на мгновенье приблизиться к нему.

Но все было кончено. И девушка понимала это так же очевидно, как поняла некогда, что только с этим мужчиной может быть счастлива.

Их время истекло. И ни страсть, ни нежность, ни любовь не могли противостоять этому. Полина не сомневалась в его чувствах, знала, что и он где-то далеко сейчас изнемогает от тоски по ней. Но знала и то, что он не придет. НИКОГДА БОЛЬШЕ НЕ ПРИДЕТ…

И это «никогда» рвало душу на части. От их драгоценного счастья не осталось ничего. Словно все сгорело в страшном пожаре, а она медленно умирала на пепелище.

Смерть все чаще стала казаться желанным выходом. Закрыть глаза – и забыть обо всем…

Телефон наконец-то зазвонил. Но теперь Полина смотрела на него, боясь поднять трубку, физически ощущая  уже вынесенный приговор их любви.

Сколько времени  прошло? Минута, две? Час? Девушка не понимала. Звонок не смолкал, гремел непрекращающейся трелью, словно там, на другом конце провода, кто-то отчаянно пытался добраться до ее сознания.

А она все оттягивала неизбежное. Кусая губы, сжимала в руках звенящую трубку, и почти молилась о том, чтобы телефон умолк. При этом отчетливо понимая, что ее молитвы останутся без ответа, и ответить на звонок ей все-таки придется.

В трубке тоже сначала была тишина. Очень долго. Та самая смертельная тишина, которая вот уже столько дней царствовала в квартире. А затем, уничтожая последние жалкие проблески надежды, прозвучал совершенно чужой голос самого родного для нее человека

– Лина… девочка… нас развели сегодня днем.  Я пришлю тебе все бумаги…

Она не помнила, как нажала на кнопку отбоя. Или не нажимала? Сколько времени просидела на полу, не чувствуя ни затекших ног, ни раздирающей сухости в горле от неутихающих слез? Но когда какая-то неведомая сила подтолкнула ее  к дверям ванной, уже не противилась этому. Только  отрешенно смотрела, как убегают вместе со струями воды тонкие ленточки крови, стирая и боль, и память, и последние отблески сознания.

* * *

Это было почти не больно. Она равнодушно смотрела на разлетающиеся по раковине красные брызги, чувствуя, как с каждым мгновеньем тяжелеет голова. Стало так холодно, что девушку  начало трясти. Полина привалилась к стене, машинально поворачивая кран с горячей водой на полную мощность, чтобы хоть немного согреться. Хотя, зачем? Все равно уже все кончено… Мирон не вернется…

Мысль о муже ворвалась в мозг, пробиваясь сквозь навалившийся туман. Она вдруг слишком ярко вспомнила нечеловеческую боль в его глазах на могиле Дениса.  Что же с ним будет, когда он узнает о ней?

Упала, больно ударившись головой о край раковины. Захлебнулась внезапно накатившейся тошнотой. Раненая рука онемела, а пальцы здоровой почему-то отказывались слушаться. Никак не удавалось обхватить разрезанное запястье. Девушка сорвала резинку с волос, уже почти на ощупь натягивая ее выше разреза. Показалось, или она действительно услышала  крик? Какое-то лицо, чьи-то руки, трясущие за плечи… Она знакома с этим человеком? Откуда он знает ее имя?

Что-то тяжелое обрушилось на лицо. Странно, казалось, что больно уже не может быть. Почему же сейчас кожа горит от его пальцев?

– Не спи! Не спи, я сказал!  Полинка!

Он снова ее ударил, заставляя открыть глаза. Вспомнить никак не получалось…  Но ведь она точно видела его когда-то…

– Не спи-и-и!!!!

Она летит? Нет, ее несут куда-то. Не Мирон… Совсем другой запах, не те руки…

– Не хочу… умирать…

В ответ прозвучал  злой, почти звенящий от  ярости голос:

– Сейчас ты не умрешь. Я потом сам тебя прибью… когда очухаешься. Ненормальная!

Лица было не видно, но перед глазами мелькнул тонкий шрам на ключице, проступающей в вороте рубашки. Она вспомнила.

– Кирилл?

Брат почти швырнул ее на диван.

– Дуреха! А если бы я не успел?  Если бы приехал хоть немного позже? Ты хотя бы понимаешь, что чуть не натворила?

Мыслей уже не было.