Клинки кардинала - Алекс де Клемешье

Я пожалел, что со мной нет Лёлю: стремительный и свирепый оборотень способен прорвать ряды неприятеля в один миг и схватить практически любого из них. А уж как заставить пленника выложить всю правду о задании – это моя забота.

Я прикрыл глаза и прислушался. Да, подобные сражения кипели в нескольких местах королевской резиденции, я насчитал еще минимум пять. Теперь понятно, почему весь дежурный караул не сбежался сюда, на звуки боя. Ну что ж, если подмога не спешит – нужно эту подмогу обеспечить.

Разумеется, я ни на мгновение не терял из виду виконта д’Армаль-Доре, в этот самый момент он подходил к правому концу галереи – то есть как раз в тыл атакующим. Да, он не маг. Да, он вообще не понимает, что происходит. Но на то у него есть я, верно? Я помогу ему разобраться, кто тут свой, кто чужой.

Глазами виконта я отыскал подходящую пару фехтующих, все остальное д’Армаль-Доре сделал сам: без лишних слов, без спешки и вместе с тем неотвратимо вступил в драку. Его яростные удары, которые запомнились мне еще в Фонтенбло, теперь посыпались на Темного Иного – довольно ловкого бойца, хотя и не слишком высокого ранга, и тот, вынужденный теперь защищаться сразу от двух противников, дрогнул. Возможно, ему следовало бы отбросить шпагу и ударить с двух рук «La Pression»[9], однако он продолжал обороняться клинком. Виконт явно был куда более искусным фехтовальщиком, и потому совсем скоро Иной взвыл и свалился на пол, прижимая руку к проткнутому бедру. Прекрасно! Теперь мне оставалось только добраться до раненого и узнать о цели каждой из групп, проникших в Лувр. Впрочем, все цели меня не интересовали, особенно с учетом того, что все они, кроме одной, были ложными. Где расположен тайник – вот что мне в действительности следовало знать.

Раненого обезоружили и спеленали каким-то хитрым заклинанием, которое не позволяло ему ни пошевелиться, ни применить магические способности. Впрочем, и кровь ему тут же остановили. Теперь против троих оставшихся на ногах вторженцев были сразу пятеро: точнее, четверо Иных и один обычный человек, который фехтовал как бог, если тот, конечно, пользуется холодным оружием, а не только молниями небесными. Да еще я, приближающийся к месту схватки из середины галереи. Оценив такой перевес, нападавшие завопили, привлекая внимание своих, дерущихся в противоположном конце коридора. Если раньше у меня и оставались сомнения в том, что на Лувр напали англичане, то теперь они развеялись. Заклинание «фриз», придуманное и привезенное к нам с Британских островов, не доказательство. Мало ли Иных им пользуются? Я знавал немца, который, вооруженный одним лишь исконно французским «ужасом Тампля», разогнал и развеял по ветру десяток разъяренных парижских магов. Так что использовать «фриз» могли и французы, но вот кричать по-английски в самый разгар боя – вряд ли.

Откликнувшись на панические вопли товарищей, сзади мне в спину швырнули «серый молебен». Умно. Когда кто-то использует «серый молебен», в этот мир проглядывает La Pénombre. Маги искренне верят, что мы, вампиры, не выдерживаем вида Полумрака, когда находимся в обычном человеческом мире. Якобы для нас непереносима такая двойственность ткани бытия, одновременно «правильной» и «вывернутой» на выцветшую изнанку. Возможно, это правда. Будь я послабее или заклинание посильнее – я бы узнал это наверняка. Но всякий раз, когда кто-то намеревался испробовать на мне эту придумку итальянского капуцина-отшельника Маттео да Башио, он вкладывал недостаточно Силы. В самом худшем случае, произошедшем со мной лет десять назад, врагу удалось ненадолго замедлить меня. Впрочем, это его не спасло. И ничто не спасло бы моего обидчика и на сей раз, если бы я не был занят поисками тайника. Стряхнув с плеч налипшие клочья «серого молебна», я двумя взмахами шпаги проложил себе путь дальше, схватил распластанного на каменном полу раненого англичанина за здоровую ногу и поволок его за собой, подальше от разгоряченных боем Иных. Неудивительно, что он выпучил глаза и заголосил – любой на его месте решил бы, что вампир замыслил полакомиться. Тем более что у того вампира от вида и запаха крови непроизвольно затрепетали ноздри и полезли наружу клыки. Неловкая ситуация, признаю.

Поразительно, но я, все мысли которого, правда, были направлены на предстоящий допрос, да еще на контроль места действия глазами д’Армаль-Доре, не почувствовал приближения соперника, куда более сильного, чем все присутствовавшие в галерее, вместе взятые. Однако он, как настоящий благородный воин, не стал нападать исподтишка, дал мне увидеть и оценить себя, а затем, в полном соответствии с этикетом, изогнулся в изящном поклоне, причем рука со снятой шляпой двигалась так размашисто, что широкие поля пару раз коснулись мраморных плит пола. Уже понимая, что вот теперь-то придется изрядно повозиться, я отпустил ногу несчастного, поклонился в ответ и задействовал некоторые из припасенных артефактов. Это неправда, что сильные Иные с презрением относятся ко всем без исключения низшим. Некоторые мои друзья слишком хорошо воспитаны, чтобы обращать внимание на подобные мелочи. Это неправда, что все вампиры с презрением относятся к магическим штучкам. Некоторые из этих штучек, заряженных моими друзьями, неоднократно спасали мне жизнь.

Пока незнакомец складывал пальцы в неизвестном мне сложном знаке, пока сама Тьма поднималась и закручивалась вихрем вокруг его фигуры, у меня было время нажать на изумруд в основании эфеса шпаги, особым образом потянуть за шнуровку камзола и вырвать одно из перьев, прикрепленных к тулье моей шляпы. Заметив мои движения, незнакомец кивнул, и, хотя Тьма искажала выражение его лица, я не сомневался, что кивнул одобрительно. Достойный противник – это всегда приятно.

Наконец знак был сложен. Я ожидал сокрушительного шквала, пронзающего удара или чего-то в этом роде, но, к моему изумлению, воздействие незнакомец направил не на меня, а в сторону. Сперва я не понял, кто мог бы скрываться в нише и почему он удостоился большего внимания, нежели я. Затем… даже не сообразил, а попросту увидел. Я уже упоминал различные скульптуры, что были расставлены в нишах вдоль галереи. Мой визави проявил неожиданный вкус, остановив свой выбор на флорентийской химере – бронзовом чудовище, сочетающем в себе признаки льва, козла и змеи. И пусть ростом эта тварь была мне всего лишь по пояс, зато каждая когтистая лапа ее была размером с хороший окорок. Всхрапнув, как разбуженная лошадь, химера зашевелилась и облизнула омерзительную морду раздвоенным языком. Глаза с вертикальными зрачками налились желтым светом и с ненавистью уставились на меня. Затем она соскочила с постамента и очутилась между мной и своим хозяином. Припав на передние лапы, она раззявила пасть с частоколом иглообразных зубов и завизжала-зашипела. Проклятье! И почему я раньше не обращал внимания на эти произведения искусства? Как знать, кого еще решит оживить незнакомец?

Дабы лишить его такой возможности или хотя бы осложнить процесс оживления, я дважды крест-накрест со свистом рассек воздух клинком. Повинуясь этому движению, от клинка вперед-влево и вперед-вправо протянулись невидимые «щиты». Теперь незнакомцу и его зверушке, чтобы попасть к приемной Ришелье, придется пройти через меня, а я закрывал собой единственную узкую лазейку, будто Леонид при Фермопилах[10]. Впрочем, они всегда могли убраться восвояси, верно?